чем-то вроде толстого маркера. Белый свет фонаря сделал ее угольно-четкой.

"Такие места никогда не запираются"[4], да, малыш Стиви?

Он спустился и толкнул ломиком, со скрипом дверь открылась. Короткий беленый коридор.

Справа чернел выключатель годов 50-х с идущим к потолку проводом, больница еще царского времени, но и тогда здесь была психолечебница. Под выключателем тем же черным маркером надпись ЭЛЕКТРОШОК, а пониже "Вкусные шашлыки из веганов". Артем щелкнул шпеньком, ни на что не надеясь, но впереди замерцало, появился свет, тускленький, а все же.

Трубы вдоль стен и потолка походили на руки и ноги мумий, перевитые отпадающими желтоватыми пеленами оплетки. Посередине на цементном полу, кто-то нарисовал от стенных труб до труб, метра два диаметром, пентаграмму, черной, густой жидкостью. В лучахзакорючки, похожие на алеф-бет, еврейский алфавит. По концам звезды стояли огарки черных свечек, посередине лежал желтый в убогом освещении череп без нижней челюсти, похоже, настоящий.

Кто бы тут ни бывал, он приходил не играть на скрипке, подумал Артем и невольно хмыкнул. Где-то должен быть еще один выход и коридор… пройти дальше было нельзя, на вступив в пентаграмму. Под ботинком захрустело хрупкое — куриные косточки? Да, и черные перья. Вот они чем тут рисовали, птицеводы.

Он сделал шаг в круг… и ощутил пронизывающий холод, идущий снизу.

Щиколотки и ступни превратились в лед, холод дошел до паха, там болезненно закололо, Артем будто погрузился в вязкую жижу. Он шагнул еще и еще…

И понял, что слышит не ушами. Звуки, и не звуки. Кто-то шаркающей походкой спешил по потолку… и не один. Еще шаги, тверже, еще, топот детских ног. Словно открыли забитое годы и годы окно, прорвались голоса. Много голосов. Они мешались и перебивали друг друга, мужские, женские, детские, хриплые или тонкие, он понял, они не говорят между собою, они друг друга не слышат. Те, кто здесь жил и умер.

…Подаайте слипенькому раади….. товарищи, тварищ, ошибка, не враг я не…..где мамочка, пустите к мамочке!.. не нарочно я, сама она дура виноватая, не хотел, бес попутал, молоток… аааа…ааа не надо, боольнооо….. ироды, пустите душу на покая……трижды три восемь и три и будет что я стану богом завтрашнего дня, завтрашнего!….ыы..ыы…везде черти, везде, свят семь громов…..я как его импресское величие, казнить повелеваю…..режь ему глотку Ваняааа…..твою мать вперекосяк…

Он не мог пошевелиться. Огарки черных свечей сами по себе затлелеись и разгорелись злыми огоньками, осветили череп, от него пошел сладковатый запах мертвечины. Свет фонаря потускнел, хотя батареи были свежие. Ломик выпал из руки и звякнул бесполезно.

Тени по стенам сгустились и стали обретать человеческие образы… вот кто-то с распущенными космами, и скрюченный горбун в шапке, вот ребенок лет десяти в коротких штанах, они сгущались и собирались вокруг кровавой пентаграммы.

Перед ним проплыла всклокоченная бородатая голова на смутном туловище, захихикал тонкий детский голос, без веселья, как заводная игрушка. Кто-то полуголый на четвереньках пробежал слева, зарыдал женский голос как по покойнику "Маша, Маша, Маша, вернись, живи, живи!"

Когда они его увидят? Холод добрался до груди и сердце, кажется, стало запинаться. Похоже на гипноз. Острая боль ожога спицей проткнула бок. Смертный мороз отступил, Артем сунул руку в карман куртки… что-то маленькое, круглое обожгло пальцы. Он не думая, на подсознании, выхватил предмет и кинул перед собой. Золотисто-огненная капля полетела как пуля.

"Малыш, иду!" сказал в голове низкий знакомый голос.

С треском ухмыляющийся череп раскололся на мелкие куски. Тут же пропали призраки, забился пульс как положено, и свечки погасли. Пинком Артем отправил остатки черепа под трубы, нагнулся и поднял рифленую ручку от радиоприемника. Она еще светилась золотым отблеском, но была холодной.

Все стало нормальным. Запах пропал, подвал больше не казался угрожающим, грязный унылый подвал, ничего необычного совершенно. Здание словно выдохнуло и уснуло опять.

Артем подобрал фомку, распинал черные огарки и растер каблуками линии пентаграммы. Не сдержавшись, плюнул на пол. Брала злость смешанная с облегчением. Ну, дьяволы… ну, уроды. Трупанина. Бесоводы.

Второй коридор нашелся без труда. Здесь и двери не было, на косяке остались ржавые петли. Луч фонаря высветил метрах в десяти ржавую решетку, дельше коридор куда-то заворачивал. Но главное, справа была ниша. Метра полтора от грязного пола и с метр в ширину. Артем заглянул в нее — и глубиной в метр, внутри на стене какой-то ржавый электрошкаф… он присел на корточки, остатки страха смыло любопытство. На полу лист красной фанеры с белыми буквами "ВСЕ НА". Мысленно Артем продолжил фразу и подцепил фанеру ломом. Она поднялась легко, ниже несколько подгнивших досок. Ломик легко справился и с ними.

Вот твоя пещера, Монтекристо, подумал Артем и пожалел, что не взял перчаток. В нише под досками проходили вдоль коридорчика две чугунные трубы древнего вида. Пора переквалифицироваться в сантехники… оп… За дальней трубой он различил что-то темное. Потрогал ломиком, посветил.

Мешок из ветхого бурого брезента. С мешок от школьной сменки, еще памятный Артему. Рядом засыпанный пылью длинный плоский ящик, поставленный на одну из боковин. Дерево под зеленой армейской краской почти не пострадало от времени.

Сначала он подцепил ломиком мешок, пришлось коленом опираться на холоднючую трубу и от воспоминания передернуло.

Вот он. Завязки на горловине сгнили и Артем легко их порвал. Заглянул.

Там мерцало золото. Ощущая странную дрожь в подреберье, он тряхнул мешок и со звяканьем ему на колени выпали драгоценности: какие-то цепочки, ожерелье с остро блеснувшими бриллиантами, золотые гребни и кольца, несколько монет. Он взял одну и узнал курносый профиль последнего императора всероссийского. Царские червонцы. Так. Это сколько же… килограммов пять будет, не меньше… Спокойно, Тема, я твоя Жучка, и если…

Он оглянулся, луч мазнул по беленым стенам, мертвым трубам.

Он собрал все в мешок и уже без всякого колебания скрючился, ухватывая ящик. Благо, на торцах были набиты планки как ручки. Ну да, когда-то что-то на крышке было написано, но сырость и годы слизали надпись. Хотя и так понятно, в таких ящиках до сих пор хранят боеприпасы. По размеру что-то вроде ручных гранат. А если он минирован?

Артем подумал, как глупо было бы минировать подвал психиатрической больницы… Но тяжелый, очень тяжелый ящик выволакивал осторожно, и на пол поставил вежливо. Никто не удосужился ящик запереть, но петли приржавели, и пришлось поддевать крышку. Раз. Два. Горе не беда. Скрип, треск и она отошла, взвизгнула петлями и открылась.

Пять тусклых прямоугольников, похожих на кирпичи со скошенными крами. На каждом двуглавый орел, какие-то буквы и цифра 999.