— Мадемуазель, на два слова…

— Оставьте меня в покое, — резко бросила она, дажеголовы не повернув, не замедлив шага. Чувствовался большой опыт впротивостоянии уличным ловеласам: парижанка, ага…

— Политическая полиция, — сказал Бестужевнегромко, продолжая шагать с ней в ногу. — В ваших же интересах со мнойпоговорить, мадемуазель Дюра. Вон там, у павильона, как раз прохаживаетсяполицейский, но я не советовал бы вам к нему обращаться, вы себе сделаететолько хуже…

Вот теперь она остановилась, взглянула с некоторой тревогой,начиная, видимо, понимать, что обычным уличным приставалой тут и не пахнет.

— Откуда вы меня знаете?

— Я, кажется, представился вполнечленораздельно, — сказал Бестужев. — Мадлен Дюра, родом издепартамента Овернь, тридцати одного года…

— Мне двадцать пять! — воскликнула она.

Бестужев усмехнулся:

— Согласно данным, предоставленным «Сюрете Женераль»,вам именно тридцать один. Галантность тут неуместна… Далее. Вы приехали в Парижодиннадцать лет назад, чтобы, я так подозреваю, по примеру как литературныхгероев, так и реальных людей «покорить столицу». С покорением у вас ничего невышло, особенных успехов не достигли: работали официанткой, позировалихудожникам… проституции, в общем, сторонились, но некоторые эпизоды из вашейбиографии, скажем, совместное проживание с неким господином на бульваре Распайи другим, на авеню Клебер, никак не отнести к романтическим… В конце концовпознакомились с Жаком Руле, коему служите как ассистенткой, так и в несколькоином качестве… Это, так сказать, основные вехи вашей не особенно сложнойбиографии. Желаете, чтобы я их расцветил подробностями и живописными деталями?

Она стояла, не порываясь уже удалиться, смотрела на него соткровенным страхом. Неизвестно, очень ли умна, но прекрасно осознает, чтовлипла в нешуточные хлопоты…

Бестужев закреплял успех.

— Вон там, я вижу, скамейка, — сказал оннапористо. — Давайте присядем и побеседуем.

И двинулся к скамейке первым, чтобы проверить, осознала лиона в полной мере. Ну да, так и есть — она, не прекословя, направилась следом,присела рядом с ним, попыталась улыбнуться кокетливо и беззаботно:

— Это так неожиданно, мсье…

— Капитан, — сказал Бестужев, не стремясьбуквалистски переводить свой чин на французский. — Интересно, почему вамэта встреча кажется столь неожиданной? После всего, в чём вы замешаны,дорогуша…

— Я?! — её взгляд был невероятно невинным,незамутненным. — Интересно, в чём это таком я замешана?

— Ну как же, — сказал Бестужев. — Попоручению вашего любовника вы регулярно встречались с извозчиком ГуставомМейнке и получали у него сведения обо всех перемещениях некоторых лиц…

— И только-то? — она прилагала все силы, чтобыулыбаться беззаботно. — В конце концов, это никакое не преступление…

— Само по себе — безусловно, — сказалБестужев. — Вот только следствием вашего общения с извозчиком сталоубийство двух полицейских чинов. Сотрудников политической полиции, уточняю. Уменя есть сильные основания подозревать, что в одном, по крайней мере, виновеннаш общий знакомый месье Жак… Совершенно неважно, кто совершил второе. Это ужевторостепенные детали. Главное, что вы выступили сообщницей в двойном убийстве.Виселица вам, быть может, и не грозит, но в тюрьме придётся просидеть долго…

Что значит женщина, что значит француженка! У неёнавернулись на глаза самые натуральные слёзы, она смотрела на Бестужевавзглядом умирающей лани, а голос, полное впечатление, принадлежал маленькойневинной девочке, впервые столкнувшейся с несовершенством и злобой нашего мира.

— Боже мой, месье, как вы жестоки! Нельзя быть такимжестоким…

— Бросьте паясничать, — сказал Бестужев жёстко,почти грубо. — Если вы не оставите это лицедейство, я вас без всякойгалантности запихну в карету и отвезу в полицей-дирекцию, где за вас примутсяуже всерьёз. Сказать вам, в чём вы, простите за вульгарность, крупнопрошиблись? Охотно. Мы не во Франции, мадемуазель. Это там, охотно верю, вашпроцесс стал бы для ваших земляков чем-то вроде театрального представления,этакой романтической драмы. Очаровательная красотка на скамье подсудимых!Прекрасную Мадлен толкнула к сообщничеству с анархистами большая любовь кодному из них! Примерно такие заголовки пестрели бы в прессе, дамы лили быслёзы над вашей горькой участью, мужчины предлагали бы руку и сердце, допускаю,что вам удалось бы растрогать присяжных и отделаться пустяками. Но мы — вАвстро-Венгрии, Мадлен. Здешний народец далеко не так романтичен и пылок, какваши сограждане. В глазах здешнего общественного мнения ассистентка заезжегофранцузского циркача, послужившая сообщницей в убийстве двух полицейских,заслуживает не восторженных статей в газетах и всеобщего поклонения, а каторги,если не виселицы. Такие уж скучные люди — немцы… Заверяю вас: местные судьибудут на вас взирать без тени парижской экзальтированности… И срок заключения,повторяю, вам грозит весьма солидный…

— Но как же так, месье… — проговорила она ужежалобно, сломленно.

Бестужев смотрел на неё без улыбки, весьманедоброжелательно. С непроницаемым лицом осведомился:

— Как это поют в ваших кафешантанах? По улицам гулялапрелестная Мадлен и юбочку держала чуть-чуть поверх колен… А чего же вы хотелипосле таких подвигов?

— Но…

— Молчите, — сказал Бестужев. — Я вас намеренрастоптать самым решительным образом. И не пытайтесь строить мне глазки, непоможет. Вам уже приходилось по пустякам пару раз сталкиваться с французскойполицией… и, насколько я знаю, ваши ужимки их не очаровали. А сейчас вызамешаны в убийстве… Не мирных обывателей, а полицейских, что ситуациюусугубляет.

Он с самого начала выбрал агрессивный тон, общую линиюповедения. Не стоило играть с ней психологические партии, её надлежало ломатьпримитивно и грубо — у него не было времени, время работало против него…

Бестужев с радостью отметил, что собеседница всхлипнула ужевсерьёз, а не лицедействуя с целью его разжалобить.

— Но, месье… Я и подозревать не могла, что этимкончится, я от вас впервые услышала, что там было убийство.

Улыбкой Бестужева следовало бы путать детей:

— И вы полагаете, что судьи, услышав этот лепет,проникнутся к вам сочувствием? Важно не то, о чём вы думали и чего хотели, ачто из всего этого вышло…

— Я же не знала…

— Вы меня утомляете, — сказал Бестужев. —Давайте-ка лучше отправимся в комиссариат, я с превеликим облегчением передамвас другим людям и займусь текущими делами… Хотите?

— Нет! — вскрикнула она, бледнея.

— А придётся, — безжалостно сказал Бестужев.

— Месье капитан… Неужели нет выхода…