Зорко озираясь, он заметил в углу деревянный ящик, гдегрудой лежали разнокалиберные ножи с одинаковыми чёрными рукоятками — ага, этоследовало учитывать…

Жак, упёршись кулаками в хлипкую столешницу, выпрямился вовесь свой немаленький рост, медленно, демонстративно, глядя с неприкрытойугрозой. Нужно признать, он производил впечатление: рослый, мускулистый,несомненно, наделённый недюжинной силой и ловкостью — но Бестужеву попадалисьпротивники и посерьёзнее.

— Ну хорошо, — сказал он, ухмыляясь. — Еслиэто для вас так важно, считайте, что я стушевался перед вашим грозным видом.Может быть, оставим этот цирк, простите за каламбур, и поговорим о деле?

— Нет у меня с вами никаких дел.

— Ой ли? — без улыбки спросил Бестужев. — Чтодо меня, то к вам есть дело, и нешуточное. Причём касается вас напрямую.

— Ну? — бросил Жак, всё так же возвышаясь надстолом, упираясь грозным взглядом.

— Дело касается дома номер тридцать шесть наКунгельштрассе.

— Это где такой? Представления не имею.

— Неужели? — спросил Бестужев. — А мнекажется, имеете. Прошлой ночью вы там убили человека… а может быть, и двух? А?

Циркач вёл себя, в общем, достойно: он не взорвался деланымвозмущением, не рассыпался в оправданиях, он вообще не произнёс ни слова — всётак же стоял в угрожающей позе, не сводя глаз с Бестужева — разве что выражениелица утратило всякое легкомыслие, а глаза буквально буравили Бестужева.Противник был опасный, серьёзный, Бестужев это прекрасно понимал и расслабитьсясебе не позволил ни на секунду.

— Вы не возмущаетесь, месье Жак? — поинтересовалсяон небрежно. — Не грозите крикнуть полицию?

Циркач усмехнулся уголком рта:

— Следовало бы крикнуть доктора по нервным болезням…Выкатывайтесь к чёрту.

Произнесено это было уже не приказным тоном.

— В самом деле? — пожал плечами Бестужев. —Нет, серьёзно? Вам совершенно не интересно меня выслушать?

Жак наблюдал за ним настороженно и зло. С видом крайнейбеспечности Бестужев отошёл к ящику с ножами, запустил туда руку, поднял один,держа двумя пальцами за кончик длинного сверкающего лезвия. Повертел передглазами. Не похоже было, что у Жака имеется при себе огнестрельное оружие, егопросто некуда было бы спрятать. Где-то может отыскаться револьвер, но при нёмсейчас ничего такого нет…

Нож с лязгом упал в ящик, на груду других.

— Очень специфической формы рукоять, знаете ли, —сказал Бестужев спокойно. — Я её сразу узнал, когда увидел, чем именно былубит… человек из той квартиры.

— Кто вы такой? — глядя исподлобья, спросилЖак. — И зачем эту чушь несете? Мало ли ножей на свете…

— Вы — циркач, — сказал Бестужев. —Следовательно, человек…

Он запнулся на секунду: слово «интеллигентный» существовалоисключительно в русском языке, а в других носило совершенно иной смысл, так чтоприходилось искать равноценную замену.

— Следовательно, человек творческой профессии, —преспокойно продолжал Бестужев. — Кроме того, получили некотороеобразование, хотя университет покинули, не проучившись и двух лет… Всё равно,вас, сдаётся мне, никак нельзя отнести к людям тупым и малообразованным. Я ипредставить не могу, что вы не слышали о науке под названием «дактилоскопия».Вряд ли вы были настолько осмотрительны, что вытерли с рукояти ножа отпечаткипальцев. А они у каждого человека уникальны и неповторимы, никаких совпаденийздесь быть не может, ни за что на свете… Что скажете, Жак? Вы не могли неслышать о дактилоскопических процедурах…

И он с самым естественным видом притворился, будто сновазаинтересовался ящиком с грудой сверкающих ножей — повернулся к нему,наклонился, сторожа краем глаза каждое движение циркача, он помнил, насколькомсье Жак искусен в швырянии предметов…

Ага! Ухватив бутылку за торец горлышка, циркач резковзметнул руку — но Бестужев вовремя присел на согнутых ногах, и сосуд,разбрызгивая дешёвенькое винцо, пролетел высоко над его головой, ударился встену с такой силой, что старые доски жалобно загудели и одна, кажется,треснула, но сама бутылка не разбилась, продемонстрировав высокое качествоработы венских стеклодувов.

Как и ожидал Бестужев, Жак прыгнул, не теряя времени,оскалясь, словно первобытный человек, целя кулачищем определённо в висок — новстретил пустоту. Вовремя уклонившись, Бестужев ответил ударом ноги, потомприпечатал обоими кулаками.

Француз отлетел в угол, опрокинув ветхий стол со скуднойзакуской. Ему было очень больно, он сипел и закатывал глаза, но боевого духа непотерял, попытался вскочить.

Хмурый взгляд Бестужева сам по себе его бы ни за что не остановил— но его подкрепляло дуло браунинга, и циркач, вмиг посмурнев лицом, осталсясидеть в нелепой позе.

Бестужев, держа его под прицелом, пододвинул ногой шаткийвенский стул и тоже сел. Свободной рукой отряхнул с сюртука винные капли.

— Новёхонький сюртук, — сказал он грустно. —Из чистого кастора… Вас не затруднит, месье, оставаться в той же позиции?Вообще-то там, на улице, дожидаются двое агентов, вы и это учитывайте…

— Кто вы такой? — хмуро спросил усач.

— Вам бы следовало поинтересоваться этим раньше, —сказал Бестужев без улыбки. — Ваша промашка в том и заключалась, что вынас приняли то ли за авантюристов, то ли за посланцев каких-нибудь крупныхэлектротехнических концернов… Я офицер русской политической полиции, месье Жак.Вам, как революционеру, — он ироническим тоном выделил последнееслово, — эта контора должна быть знакома…

Лицо циркача исказилось злорадством, и он на самом настоящемрусском языке ответил, уже ухмыляясь с дерзким вызовом:

— А как же! Охранька, читоб тибе шерти побирай! Сат-трап!

Бестужев поднял бровь:

— Говорите по-русски?

С тем же вызовом Жак ответил:

— Я училь рюсски, чтоби читать в оригиналь книгивеликий Бакунин!

— А, ну да, понятно… — не скрывая скуки, кивнулБестужев. — Следовало ожидать. Бакунин, Кропоткин… «Собственность естькража». Восхитительная по идиотизму идея Бакунина насчёт самоуправляющихсянародных общин, которые должны заменить собой государство… Удивительно, что васс Гравашолем выперли после второго семестра. Обычно экземпляры вроде васвылетают ещё на первом…

— Что бы вы понимали, шпик? — огрызнулся Жак ужена французском. — Здесь я вам не по зубам! Здесь другая страна!

— Вы не о том думаете, любезный, — сказал Бестужевхолодно. — Совершенно не о том. Проделайте нехитрые логическиеумозаключения — уж логике-то вас учили и в гимназии, и в университете. Еслиперед вами — офицер политической полиции, следовательно, и убитый вами человек…Ну?