Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А куда могли договоры деться? — сама у себя задумчивоспросила Анфиса. — Может, она их домой забрала? Забрала и забыла!
— Да ладно тебе, Анфис, — энергично сказала заместительница,помешивая в сковородке свою бурую массу, — когда это мы из аптеки документызабираем?! Что нам с ними дома-то делать? Мы ведь не ученые-физики и неадвокаты, мы на дом работу не берем!
— Найдутся, никуда не денутся! — Наталья ополоснула чашки —свою и Анфисину, — сунула их на полку и покосилась на котлеты. Они уже невоняли так оглушительно, но выглядели не слишком аппетитно.
— Анфис, ты идешь?
— Иду-иду.
Длинным и чистым коридором они пошли к торговому залу. Лампысияли, отмытый линолеум сверкал, и сильно пахло лекарствами. По дороге импопалась магазинная тележка, доверху наполненная яркими коробочками.
— Вот прокладки стали делать, — на ухо Анфисе пробасилаНаталья, — как будто это не прокладки, а карамель в пакетиках. А помнишь ватупо сорок две копейки — дефицит!
Анфиса кивнула. Вату она помнила и всегда безудержнорадовалась, что, как говорила бабушка, «прошли те времена». Вообще-то, никакихстенаний насчет «трудностей жизни» бабушка не признавала и считала, что если учеловека есть руки, ноги и голова, то никаких таких неразрешимых проблем бытьне может, все лень и глупость людская. Анфиса не всегда с ней соглашалась.Взять хоть вату, к примеру. Вот если ее в аптеке не продают, то где ее взять,даже если у тебя есть руки, ноги и голова?! Персональное хлопковое поле, чтоли, завести, для личного пользования?
В торговом зале было многолюдно, но большинство посетителейпока просто глазели, и очередей не было. Вот и отлично.
Анфиса протиснулась к своему прилавку, захлопнула дверцушкафа, поправила плакатик в рамочке, призывавший после сорока дет приниматькальций, кивнула Оксане, которая, наверное, совсем замучилась в ожидании, когдаее отпустят пить чай, переложила рецепты слева направо и глянула в окно.
В узком и тесном Воротниковском переулке по вчерашним лужамскакало солнце, брыкалось, попадало на стекла кривобоких особнячков, еще неприкупленных богатыми дяденьками, а потому облупленных, кое-как подлатанных, занизенькими изломанными решетками. Кое-где решетки покосились и «порвались»,торчали гнутые кованые прутья.
Анфиса вздохнула. Она очень любила Воротниковский переулок.
— Может, мы им окна помоем? — предложил рядом ехидный голосзаведующей. Анфиса от неожиданности чуть не свалила локтем какие-то пузырьки состойки.
— Кому, Варвара Алексеевна?
— Да соседям! — Заведующая перебирала бумаги, которыевытащила из тумбочки и мельком глянула на Анфису поверх очков. — Смотри, окнакакие грязные! Наверное, с тех самых пор не мыли, как Айседора Дункан приезжалаи танцевала в магазине «Пуговицы».
Анфиса хихикнула.
— Что за хозяева! — бормотала заведующая, опять углубившисьв свои бумаги. — Горе, а не хозяева! Ты бы сказала Наталь Иванне, Анфиса, чтонам тоже на следующей неделе надо окна помыть. До праздников рукой подать. Ирекламу, рекламу повесить, чтоб ей пропасть!..
— Что вы ищете, Варвара Алексеевна? Может, я помогу?
— Договоры! — в сердцах выговорила заведующая и переложилапоследнюю пачку. — Мы тоже хозяева — дай бог! У нас документы из-под носапропадают, финансовые, а мы их найти не можем!..
— А… где они были?
— Господи, они всегда на одном месте лежат! — ответилазаведующая нетерпеливо. — У меня в кабинете, где же еще! В кабинете, на столе,справа!
По тому, как она говорила, Анфиса поняла — не толькоозабочена, но и встревожена.
— А… никто их не брал, вы у всех спросили?
— Кто у нас в аптеке сыщик-любитель? — негромко спросилазаведующая и снова взглянула на нее, на этот раз внимательно. — Если сами ненайдем, придется в милицию звонить, ты это понимаешь?
Анфиса кивнула.
— Значит, надо искать.
Анфиса снова кивнула.
— Если ничего не выйдет, придется аптеку закрывать. А этофорс-мажор на весь район. И так вчера из управы телефонограмму прислали, что мывсе майские праздники дежурим, а тут мы ни с того ни с сего на полднязакроемся!..
Они помолчали.
— Все, Анфис. Рабочий день в разгаре. И больной тебя ждет.
Анфиса встрепенулась. За чистым стеклом, отделявшим ее отторгового зала, покачивался сказочный красавец в длинном пальто нараспашку. Онна самом деле покачивался, сунув руки в карманы, и лицо его выражало смесьбрезгливости, раздражения и страдания.
Заведующая кивнула — давай, мол, работай! — и удалилась.
— Что бы вы хотели?
Красавец секунду помолчал, как бы оценивая Анфисинулюбезность.
— На самом деле больше всего я хотел бы умереть, девушка.
— Боюсь, что в этом я ничем не могу вам помочь. Мы,российские медики, принципиально против суицида!
Красавец дико на нее взглянул. Как видно, оценить Анфисинюмор по достоинству вот так, с ходу, он не смог из-за своего болезненногосостояния. Он хищно шмыгнул своим безупречным носом, моргнул, собрался былочто-то сказать, но сморщился и чихнул.
— Вы простужены? Хотите чего-нибудь жаропонижающего, да?
— Я не простужен. И больше всего я хочу умереть.По-прежнему.
Анфиса вежливо смотрела на него.
Он покачивался с пяток на носки и не вынимал рук изкарманов.
— У меня аллергия, — признался он наконец, — утром началась.Дайте мне чего-нибудь.
— А что вы принимаете обычно?
Красавец произнес название допотопного лекарства оталлергии.
— Как?! — поразилась Анфиса, словно он признался, чтопринимает от аллергии морилку, настоенную на сушеных клопах.
Он перестал шмыгать, полез в карман и достал снежной белизныплаток, который и прижал к своему многострадальному носу.
— А что такое? Чем вы так потрясены, девушка?
Анфиса пожала плечами:
— Да нет. Это очень старый препарат, и не всем подходит. Иседативный эффект опять же. А кто вам его рекомендовал?..
Красавец утер нос, еще раз напоследок им шмыгнул и снекоторой натугой принял высокомерный вид.
— Мой аллерголог, разумеется.
— Вот попробуйте «Кларитин», он очень быстро снимаеталлергию, и без ненужного снотворного эффекта.