– Из Романовых никого. Лучше не заикайся, – сказал он стихим вздохом, – тут у Ильича пунктик.

Со стороны казалось, что два добрых, благородных человекапытаются спасти обреченных на верную гибель совершенно бескорыстно, из одноготолько сострадания. Федор вначале так и подумал, сердце его радостно стукнуло.

Агапкин сидел чистый, сытый, пил настоящий кофе с настоящим сахаром,мазал маслом кусок ситной булки, клал сверху швейцарский сыр с дырками, виделперед собой хорошие, умные лица, живые глаза и готов был заплакать от счастья.Вот, оказывается, как обернулось. Не подлостью и мерзостью предстоит емузаниматься под руководством Глеба Ивановича, а выполнять тайную благороднуюмиссию, внедряться в ряды злодеев, спасать от кровавого кошмара сначалаотдельных людей, а потом – кто знает? – Россию, или даже весь мир!

– Сколько вам лет, Федор? – внезапно спросил Бокий.

– Двадцать восемь.

– Отличный возраст. Но, честно говоря, мне показалось, вамне больше двадцати. На вид вы совсем мальчик. Есть у вас семья?

– Нет.

– Семью профессора Свешникова своей не считаете? – вопроспрозвучал быстро и тихо, как далекий одиночный выстрел.

Агапкин притворился, что не услышал. Он не знал, как лучшеответить. Впрочем, отвечать и не пришлось. Бокий несколько секунд простосмотрел ему в глаза. Федору показалось, что этот худой человек в словах ненуждается, умеет читать мысли.

Позже Мастер рассказал, что Бокий до 1917-го двенадцать разсидел в тюрьме, много времени провел в одиночке. У него туберкулез. В РСДРП онс 1900-го, с двадцати одного года. Учился в Горном институте в Петербурге,участвовал в студенческой демонстрации, и его сильно побили в полиции. Батюшкаего покойный был действительный статский советник. Скончался как раз тогда, в1900-м, после ареста Глеба, от сердечного приступа. Мальчик решил, что в смертибатюшки виновны царские сатрапы, и стал революционером. Близко дружит сГорьким, приятельствует с Шаляпиным. Ильича боготворит.

– Иногда мне кажется, он любит вождя больше, чем свою дочьЛеночку. Впрочем, понять Глеба Ивановича не может никто, даже я. – Мастерхмыкнул иронически. – Мальчик из хорошей семьи, дворянин. Для фанатика онслишком умен и мягок. Для нормального человека – слишком азартен и фанатичен.Он игрок. Революционная борьба его пьянит, возбуждает. Никакого смысла, никакойпользы – только острое, яркое удовольствие, разумеется, со смертельным исходом.

Федор слушал и не понимал, зачем Мастер, такой трезвый,разумный человек, ввязался в безумную, опаснейшую авантюру под названиемсоветская власть? Почему не уехал за границу? У него достаточно влияния вВысшем совете ложи, чтобы добиться разрешения.

– Ленин, Бокий, – пробормотал он чуть слышно, стараясь несмотреть на Мастера, – чудесная компания.

– Дисипль, вам страшно?

– А вам?

– Разумеется. Но я уже сказал: у нас нет других вариантов. Ясумел вывезти семью в Швейцарию. Однако поручиться за их безопасность все равноне могу. Видите ли, я слишком глубоко влез в финансовые тайны банды.

– Я в эти тайны не влезал и не хочу, не собираюсь!

– Да, но вы, Дисипль, единственный человек, через которогоможно подобраться к профессору Свешникову. Мне едва удалось убедить их нетрогать Таню. Она – потенциальная заложница. Данилов воюет у белых, и формальноее давно пора забрать в ЧК как жену злейшего врага революции. Я сумелобъяснить, что насилием и страхом они ничего от профессора не добьются. Нотерпение их небезгранично.

– В чем будут заключаться мои обязанности? – мрачно спросилАгапкин.

Некоторое время Мастер молчал, сидел, закрыв глаза, имассировал себе виски. Господин Бокий давно удалился, так ничего и не объяснив.Наверное, он просто хотел взглянуть на Федора, просветить его насквозь своимгипнотическим взглядом. Это были смотрины. И прошли они вполне успешно.Ознакомить Федора с деталями предстоящей службы должен был Белкин.

Когда Матвей Леонидович заговорил, слова его показалисьФедору весьма туманными. Получалось, что Агапкину предстоит стать при Ленинечем-то вроде теневого адъютанта или няньки с высшим медицинским образованием.Вождь в конфиденциальном разговоре с Бокием просил, чтобы тот дал ему своего«человечка», молодого, интеллигентного, честного, без революционно-каторжногостажа, и никак не большевика. Пусть он будет врач, но чтобы никто недогадывался об этом.

– У Ильича полно секретарей, при нем есть служба охраны,множество врачей всегда к его услугам, но все его раздражают, он почти никомуне доверяет.

– Почему вы думаете, что он станет доверять мне, чужомучеловеку? – тихо спросил Агапкин.

– Дисипль, – Белкин лукаво улыбнулся, – вы не чужой, васрекомендует Глеб Иванович.

– Но он тоже меня не знает.

– Зато я вас хорошо знаю. Знаю и ручаюсь за вас.

– Как же моя основная миссия – быть рядом с МихаиломВладимировичем, продолжать вместе с ним опыты, охранять, защищать?

– Охранить и защитить профессора вы сумеете только там, кудая вас направил. Такое время, Дисипль. Ничего не поделаешь. У нас нет выбора. Аопыты будут продолжены позже, когда жизнь немного наладится.

* * *

Мюнхен, 2007

Соня бродила по старой Пинакотеке и никак не могла дойти дозала немецкой живописи, отыскать Альфреда Плута. В зале ранних голландцев онанадолго застряла возле фрагмента «Судного дня».

Это был единственный подлинник Босха, представленный вПинакотеке. Странная картина, даже для такого загадочного художника. На черномфоне множество фигурок обнаженных людей, которых мучают и пожираютфантастические твари. Существо с туловищем жабы и головой кошки кого-то ужеслопало, из зубастой пасти торчат тонкие и длинные, как у современной модели,ножки. Ящерица с клювом цапли и крыльями бабочки набросилась на распростертоемужское тело, клюет тощие ягодицы. Чудище с человечьим торсом, покрытым рыбьейчешуей, с павлиньим хвостом и головой ощипанной курицы тащит на спине, вверхногами, за щиколотки молодую стройную женщину. Парочку преследует вскачь, накривых стариковских ногах, гигантская муха, тянет к бедной женщине лягушачьиперепончатые лапки. Рядом застыло вполне безобидное существо. Голова вкружевном чепце, лицо доброй испуганной старушки. Голубая накидка накрываетгорбатый короткий обрубок туловища, а из-под накидки торчат четыре большиестарческие ступни и сорочий хвост.

Приятный женский голос в наушниках рассказывал, что нафрагменте изображено воскрешение из мертвых. Сама картина бесследно исчезла.