– Живопись? – спросила Соня с кислой улыбкой.

– Не угадали. История медицины. Впрочем, в эпоху Возрожденияодно без другого не существовало. Художники препарировали трупы вместе сврачами, врачи создавали шедевры живописи, иллюстрируя свои научные труды.Вспомните хотя бы Леонардо, его анатомические рисунки до сих пор служатнаглядными пособиями для медиков. Или вот «Misterium tremendum» Плута. Кстати,что вы думаете об этой картине?

– Название говорит само за себя. В ней нет красоты, но естьтайна.

– Вы остановились в этом зале именно ради тайны?

– Нет. Просто устала.

– О, простите, что пристаю к вам с вопросами. Но дело в том,что мы с вами уже немного знакомы. Впрочем, вы пока не знаете об этом.

– Действительно, не знаю.

– Зюльт маленький остров. Ваш дед господин Данилофф личностьизвестная, его показывали по телевизору, он дружит с фрау Барбарой, хозяйкойкнижного магазина. Я ее племянник. Кстати, меня зовут Фриц Радел. А вы Софи.

– Очень приятно. – Соня в очередной раз улыбнулась, хотя насамом деле ничего приятного в этом неожиданном знакомстве не находила.

Фриц Радел пожал ей руку, крепко, от души. Она чуть невскрикнула. Пальцы заныли. Она уже успела усвоить, что здесь, в Германии, так принято– крепкие, до боли, рукопожатия, улыбки до ушей.

«Господи, ну что ему от меня нужно? Терпеть не могу такихжизнерадостных, энергичных, высокодуховных стареющих юношей. И вообще, я ни скем не собиралась знакомиться. С меня довольно коллег по лаборатории.Интересно, если он сразу узнал меня, почему не заговорил в поезде?»

– Я хотел заговорить с вами в поезде, но вы так увлеченночитали, а я записал на плеер новый альбом моей любимой группы «Криэйшн»,заслушался, не мог оторваться. Но когда увидел вас тут, да еще перед картинамимоего любимого Альфреда Плута, решил, что это судьба.

Да уж, судьба. Дед предупреждал Соню, что Зюльт-Ост неМосква, не Берлин. Маленький городок на маленьком острове. Все друг другазнают, принято общаться, здороваться на улице, болтать при встрече, как сто идвести лет назад. Телевизор, Интернет, наплывы туристов ничего на острове неменяют. Никуда не денешься от этого Фрица. К тому же он наверняка можетрассказать о Плуте. Он занимается историей медицины, если не врет, конечно.Хотя зачем бы ему врать?

– Послушайте, Софи, вы не хотите перекусить? Здесь неплохоекафе внизу.

В кафе орала музыка. Пока шли к столику, Радел приплясывал,подергивал плечами. Лохматые брови сложились домиком, лицо приобрелотомно-жалобное выражение. Он мычал, тихонько подпевал и взял Соню за локоть,как будто приглашая поплясать вместе. Соня с тоской подумала, что сейчас оннакачается пивом, станет еще энергичней, разговорчивей и уж точно не отвяжется,придется вместе с ним возвращаться в Зюльт.

Радел заказал себе воду без газа, свежий морковный сок сосливками. Он не пил спиртного, не ел мяса, не курил. Долго изучал отдельноеменю, где была вегетарианская еда, потом полчаса, наверное, обсуждал софицианткой какие-то особенные блюда из ростков пшеницы и дикого риса. Сонявыбрала отбивную и салат.

– Подождите, Фриц, мне надо взять сумку в камере хранения, –спохватилась она, когда отошла официантка, – я оставила там деньги, сигареты,телефон.

Оказавшись в гардеробе, возле ячейки, она подумала, несбежать ли? Сквозь стеклянную стену просторного фойе светило солнце. День быляркий, теплый, почти весенний. Она мечтала погулять по Мюнхену в одиночестве,молча посидеть на лавочке в сквере, подставив лицо солнцу, отдохнуть, подумать.Слишком много всего произошло с ней в последнее время.

Она достала номерок, чтобы взять свою куртку и тихоулизнуть, потопталась возле гардероба, но все-таки решила, что это нехорошо,некрасиво. Заказ уже сделан. К тому же она действительно проголодалась.

Когда она вернулась, музыка орала еще громче. За столиком,рядом с Фрицем, сидела женщина лет сорока, крупная, широкоплечая, с пышнымирыжими волосами и круглым, грубым, красноватым лицом. Она встретила Соню такойприветливой улыбкой, словно они дружили с детства. Крикнула Соне на ухо, что еезовут Гудрун. Руку пожала еще крепче, чем Фриц, и больше не сказала ни слова. Подергаласьв такт музыке, покивала головой, поиграла бровями, лукаво глядя на Соню, всемсвоим видом показывая, какая классная музыка, и вообще, как все в жизниздорово, весело. Потом встала и удалилась, слегка приплясывая.

«Милые ребята, – подумала Соня, – живые и непосредственные».

В стереосистеме сменили диск, заиграл спокойный старый джаз.Фриц перестал наконец подергиваться и задумчиво произнес:

– Серию анатомических зарисовок мозга Плут создал послетого, как вернулся из России.

– Да, я читала его биографию в каталоге, – кивнула Соня изакурила. – Он целый год прожил в Москве, служил придворным лекарем у ИванаГрозного.

Официантка принесла еду. Некоторое время ели молча. Натарелке Фрица лежали разноцветные кучки риса, шпината, красных и желтых бобов.Он жевал медленно и вдумчиво. Отбивная, которую подали Соне, оказалась жесткой,зато салат был вполне съедобным.

– Плут побывал не только в Москве, – произнес Фриц, когда отразноцветных кучек ничего не осталось. – Он объездил всю восточную часть Россиии много времени провел в диких степях. При Иване Грозном эти земли как разстали частью Русского государства. Потом – губернией Российской империи, потомодной из республик СССР. Сейчас это автономный округ. Там много нефти, конные заводы.Только я никак не могу запомнить название столицы. – Он защелкал пальцами,сморщился.

– Вуду-Шамбальск, – выпалила Соня и чуть не прикусила язык.

Взгляд из-под косматых бровей стал жестким, каким-то слишкомвнимательным. Возникло странное, неприятное чувство, будто она ляпнула лишнее.

Впрочем, это быстро прошло. Фриц глотнул воды, глаза егосмягчились, рот растянулся в простодушной улыбке.

Москва, 1918

Вождь был болен давно и серьезно. Еще в эмиграции онпостоянно обращался к врачам, в основном к невропатологам, лечился на разныхевропейских курортах, но, кажется, без толку. Не было точного диагноза, никтоне мог избавить его от приступов головной боли, мучительной бессонницы,неврастенических припадков. Он боялся сильных лекарств, упорно скрывал своинедуги от соратников и всячески поощрял трогательный миф, будто у Ильичажелезное здоровье, он самоотверженно трудится, не щадит себя ради победымировой революции, сгорает на работе, поэтому часто выглядит усталым и больным.