Небольшой кусок холста в красивой раме темного деревагипнотизировал, не отпускал. Голос в наушниках грустно сообщил, что творчествоБосха воспринималось большинством современников как злое шутовство, егоназывали почетным профессором кошмаров, многие считали, что он рисовализвращенные карикатуры. Потом пришло забвение, и только двадцатый век с егофрейдизмом и сюрреализмом вспомнил странного средневекового фантазера. У Босхаучился великий Сальвадор Дали. Психоаналитики увлеченно толковали его образы в своемподсознательном русле. Искусствоведы объявили, что понять, в чем смысл еготворений, невозможно.

Соня подошла совсем близко, долго разглядывала каждуюдеталь. Радиоголос поведал о картине все, что мог, и затих, ожидая следующегонажатия кнопки.

«Он писал это в пятнадцатом веке, – думала Соня, – тогда ещене было попыток пересаживать стареющим мужчинам половые железы животных,скрещивать человека с обезьяной, приживлять человеческое ухо к спинному мозгумыши, выращивать в пробирке отдельные органы и целых существ из стволовыхклеток. Пятьсот пятьдесят лет назад Босх изображал с фотографической точностьюи тончайшими анатомическими подробностями то, к чему вплотную подошласегодняшняя наука. Генная инженерия, новейшие биотехнологии. Чтобы так рисовать,надо видеть. Неужели дело только в богатой фантазии, в ночных кошмарах, встрахе перед неведомой адской бездной? Очень уж конкретны и подробны этистрахи».

Соня зажмурилась, тряхнула головой. Стоит ли вообще думатьоб этом, задавать себе вопросы, на которые нет ответов? Она отправилась вследующий зал, к немцам, и сразу встретила печальный, ласковый взгляд Дюрера.

Он был красавец, и отлично знал это. Он писал автопортрет,глядя в зеркало. Конечно, не на зрителя, а на себя самого он смотрел этимчудесным, глубоким взглядом. Он изучал свое лицо, любовался им и заранеегрустил о своей красоте, предвидел старость и смерть. Он изобразил себя так,как до него писали только Христа, лицо полностью, анфас, на черном гладкомфоне, украшенном лишь мелкой латинской надписью: «Я, Альбрехт Дюрер, 28 лет отроду, написал нетленными чернилами свой портрет».

У него были светло-карие прозрачные глаза, маленький,пухлый, чувственный рот, холеные пепельно-русые локоны до плеч. Рядом с нимАльфред Плут выглядел убогим уродом.

Плут изобразил себя, явно подражая Дюреру. Та же простаякомпозиция, тот же черный фон, прямой ракурс, даже размер полотна точно как уДюрера. Но черты грубы, безобразны. Волосы жидкие, цвета мешковины. Маленькиежелтоватые глаза холодно блестят из-под косматых бровей.

Автопортреты были расположены один против другого, череззал. Они висели здесь двести лет и смотрели друг на друга, как будто велибесконечный, беззвучный диалог. Соня оказалась в центре зала, в точкепересечения этих взглядов, и, сравнивая два лица, вдруг подумала, что Плутбросает вызов Дюреру. «Ты был хорош, но тебя уже нет. Я уродлив, но я жив илюблю себя не меньше, чем ты». Вызов подтверждала одна странная деталь.

Дюрер придерживал правой рукой лацкан мехового воротника.Тонкие сильные пальцы зарылись в мягкий мех. Рука Плута была нарисована почтитак же, но держала странный предмет, человеческий череп, не настоящий,костяной, а сделанный из какого-то прозрачного материала, стекла или хрусталя.Череп светился изнутри. Источник света не был виден.

Плут создал автопортрет, когда Дюрер давно уже умер.Возможно, в схожести двух картин не было никакого вызова, никакой насмешки,просто так совпало. Художники изобразили себя на холстах одинакового размера, водинаковых позах и ракурсах. Голос радиогида в наушниках не сообщил ничего освязи двух автопортретов. Прозрачный череп был назван очередной аллегорией,череп всегда символизировал неизбежность смерти. Прозрачность, по мнениюнекоторых искусствоведов, олицетворяла мечту Плута проникнуть в тайнычеловеческого мозга.

Соня почувствовала легкое головокружение и усталость. Онауже была в двух шагах от «Misterium tremendum», но прежде, чем уйти отавтопортрета, прочитала латинскую надпись: «Я, Альфред Плут, 30 лет от роду,написал нетленными чернилами свой портрет».

– Плут был известен главным образом как врач и алхимик, –сообщил радиогид, – многие годы он изучал анатомию человека. Более всего егоинтересовало строение мозга. Картина «Misterium tremendum» написана послепутешествия по азиатским странам. Плут задумал создать анатомический атлас.Сохранилось несколько эскизов. Мозг человека в продольном и поперечномразрезах. Одна из зарисовок вдохновила Плута на создание картины-аллегории.Мозг, порождающий дурные, грешные помыслы. Они изображены художником в видефантастических змееподобных тварей с уродливыми человеческими лицами.

Соня тяжело опустилась на бархатный диван в центре зала изакрыла глаза.

«Вот так. Аллегория. Наши маленькие друзья мозговые паразиты– всего лишь дурные, грешные помыслы. У них человеческие лица. Что ж, вполнелогично. Босх тоже изображал грехи в виде причудливых чудовищ».

– С вами все в порядке? – произнес рядом с Соней по-немецкинизкий мужской голос.

– Да, спасибо.

Она открыла глаза и прямо перед собой увидела давешнегососеда по купе, старого хиппи, который был похож на Альфреда Плута какбрат-близнец.

Москва, 1918

«Теперь у меня нет лаборатории. Все мои животные убиты. Отприборов и препаратов, которые я собирал годами, осталась куча мусора. И ясовсем ничего не чувствую. Мне все равно».

Ранним утром Михаил Владимирович сидел в своем кабинете,перебирал бумаги, бессмысленно глядел на записи в лиловой тетради, листалветхие страницы старой полуистлевшей книжки Никиты Короба «Заметки об истории инравах диких кочевников Вуду-Шамбалской губернии», кусал губы, чтобы незаплакать. У него было такое чувство, будто он бродит по руинам своего дома,роется в жалких обломках.

«Это всего лишь крысы, всего лишь склянки с препаратами.Стыдно и недостойно сейчас, когда погибает Россия, когда люди умирают десяткамитысяч, жалеть о такой ерунде, – думал он и тут же возражал себе: – Нет, этововсе не ерунда. Достоверность в науке доказывается повторяемостью феномена.Теперь я знаю точно: феномен повторяется. Но не понимаю, как и почему. Вливаниепрепарата может спасти жизнь. Но может и убить. Кому жить, кому умереть, червьрешает сам. Это его выбор. Смутно, интуитивно я чувствую, на чем основан выбор,однако боюсь, что не скоро сумею сформулировать это, даже для самого себя. Явовсе не первый нашел загадочных древних паразитов. Возможно, знали египтяне,китайцы, инки. Впрочем, это лишь туманная гипотеза, из области фантастики.Интересно, что знал немец Альфред Плут? Он понял то, о чем я сейчас толькодогадываюсь? Почему он сумел изобразить их так подробно? Он изучал египетскую икитайскую алхимию, иудейскую каббалу. Он шифровал многие свои записи, опасаясьсуда инквизиции и праздного любопытства профанов».