Поэтому я взахлёб, глотая слова, перескакивая с одного на другое, изложил Крамту утреннее происшествие. Он слушал внимательно, не перебивал, кивал, а когда я закончил, сказал:

– Ты возьмёшь меня завтра на пастбище? Познакомишь с Чойри?

Я чуть не лопнул. Сдержался для солидности, чтобы не заорать: «Конечно!» – и просто кивнул.

– Хорошо. Спасибо, – сказал Крамт и, глянув вверх, мягко заметил: – А теперь тебе пора. Смотри, солнце за деревьями. Ты же не по часам, по солнцу ориентируешься.

– А ты в лес?

– Да. Увидимся.

Он махнул рукой и двинул к деревьям. «И всё-таки он смелый и крутой, – подумал я. – Прогулял свой класс и хоть бы что». Я шагнул, оттолкнулся палками.

– Подожди! – окликнул меня Крамт.

Я резко затормозил, чуть не упав, и обернулся. «Он забыл, как меня зовут», – решил я и громко повторил:

– Я Дин!

– Знаю! – отмахнулся он. – Слушай! А у тебя в семье никто не болеет?

– Нет. Чем?

– Ну, после лишающей болезни, – медленно объяснил Крамт, – никто не… остался с… последствиями?

Я покачал головой.

– А у вас?

Крамт поправил очки и посмотрел на солнце за деревьями.

– Иногда, – сказал он, – я встречаю людей, с которыми хотел бы поменяться жизнью. Ты – один из них.

Ветер завывал за окном. Я пил химкао и тренировал слух: одним ухом прислушивался к ветру, а другим – к разговору родителей. Старший брат Илани – не Лорк, а второй, Гринко, чемпион по снежным боям, – говорит, что он так умеет: каждым ухом слышать своё. Кое-кто в нашем классе посмеивается, что это оттого, что Гринко часто получает по ушам на боях. Но сам он утверждает, что это всё тренировки.

Я слушал песню ветра и следил за мамой через прозрачную стенку пристройки. Она занималась ледяным садом.

Женщины в нашем круге любят выращивать ледяные кристаллы разных форм. Говорят, они напоминают цветы, только названия уже мало кто помнит. Розы? Похоже на угрозы. Мама говорила, что у роз были колючие шипы. Может, ими и угрожали? Сад у мамы маленький – не больше пяти кристаллов, – но она заботится о них, поливает и подставляет ледяному ветру.

Папа пил химкофе и читал библиотечную книгу. На обложке было написано «Трое в лодке, не считая собаки». Папа перелистывал страницы и смеялся. Наверное, фантастика какая-то: у нас нет ни лодок, ни собак. Зато лодки есть там, куда мечтает попасть Крамт, – на море.

Наконец мама вбежала в комнату. Она дышала на озябшие ладони.

– Химкофе остался?

– Конечно, – улыбнулся папа и потянулся за серебристым кофейником.

Папа сделал его сам, из металлического листа, своими руками, и очень им гордился. Мой папа умеет делать руками всё на свете: и шить обувь, и вырезать из железа снегоступы, и гнуть из проволоки мебель. Кто-то покупает готовые прозрачные кофейники из лагриума, но папа всё может смастерить из камня и железа.

– Замёрзла? – спросил он, протягивая маме кружку.

Она обхватила её ладонями и на секунду прикрыла глаза.

– Да просто кошмар, – отозвалась мама. – Как чистить снег в такую погоду?

– Ну что ты переживаешь, Трина! Сколько нападает, столько нападает. Пей, согревайся.

– Конечно, переживаю, Ройк! – мама так резко придвинула к себе чашку, что едва не расплескала химкофе. – Арлина и её сестра всю прошлую неделю проторчали на какой-то точке за лесом. Она сказала, там налёт оказался таким крепким, что она руки в кровь стёрла, пока очищала его.

– Она разве трудится без перчаток? – поднял брови папа.

– Издеваешься? В перчатках, конечно. Неужели ты не понимаешь, что дело вовсе не в том, в чём мы трудимся и чем чистим? Проблема в том, что мы не знаем ничего о природе этого налёта!

– Учёные работают над этим… Узнают, в конце концов, – зевнул папа.

– Мало! – стукнула ладонью по столу мама. – Мало они работают. И учёных мало! Зачем наших детей делают рабочими?! Что за дурацкое разделение?

– Так определяют тесты, – напомнил папа. – Когда дети идут учиться.

– Да, но я сама видела, что сын Малого Цоера отличился на тестах в рабочем классе. Он собрал какие-то чудо-лыжи для двоих человек из того материала, что им предложили. А Большой Цоер всё равно перевёл его в класс для учёных. Потому что там лучше, Ройк! И потому что это его племянник. И всё решают связи и знакомства. Которых у нас нет, Ройк!

– Трина, я не люблю эти разговоры. Лучше, хуже. Каждый должен заниматься своим делом.

– Всех надо отправлять в учёный класс, – упрямо твердила мама. – Откуда они знают, что мой сын не найдёт причину розового налёта?

– Если найдёт – прекрасно! – папа подмигнул мне. – Но если они все сделаются учёными, кто будет чистить снег?

Мама закусила губу. Ей нечего было ответить. Она перевела взгляд на меня. «Сейчас начнётся», – подумал я. Хотя вчера они вернулись позже меня, я прекрасно понимал: мама знает о моём вчерашнем побеге в лес. У нас нет видеокамер, как у многих моих одноклассников, но мама всегда откуда-то знает, где я был. Может, у неё внутри особая, настроенная на меня камера?

– Дин!

– Да, мамочка.

– Не подлизывайся. Ты брал лыжи!

– Брал, – кивнул я покорно.

– И ты знаешь, что я…

– Да, мам. Знаю, что ты хочешь меня отругать за то, что я ездил вчера в лес, потому что ты думаешь, что я ездил к Чойри.

– Вот только не говори, что ты к нему не ездил, – фыркнула мама, – у тебя вся куртка пропахла талюками.

– Ездил, – не стал отпираться я, – но Чойри мне сказал, что видел мальчика моих зим на другой стороне леса. И я туда поехал.

– Один?! – ахнула мама.

– Да, – торопливо добавил я, – и познакомился с этим мальчиком. Его зовут Крамт. Он из класса учёных.

– Крамт? – повторила мама и переглянулась с папой. – Это же… Это же сын Малого Цоера.

– А ещё он сын… – начал папа.

– Это неважно, – вдруг перебила его мама. – Я слышала, что он живёт с отцом.

Я покачал головой. Какая разница, с кем живёт Крамт! Важно другое.

– Я с ним подружился! – торжественно закончил я. – Сегодня мы встречаемся и идём… идём что-то изучать. Он всё время что-то изучает. Разные свойства снега, ещё что-то. И сегодня он возьмёт меня с собой.

Я скромно опустил глаза и помешал химкао ложечкой. Мама улыбнулась.