Ни командир красных Иван Строд, ни вожак белых Анатолий Пепеляев не знали еще, что Дальний Восток уже стал советским, а генерал Дитерихс — последний правитель Приморья — бежал в Японию.

Шестнадцатого декабря отряд Строда вступил в таежную слободку Амгу. Начальник амгинского гарнизона рассказал Строду свежие новости о пепеляевской дружине.

— К нам перебежали два его офицера: Наха и Вычужанин. Рассказывают, что Пепеляев в Нелькане попал в тяжелое положение.

— Позовите перебежчика, — попросил Строд.

В избу вошел обросший бородой юноша.

— Кто вы такой? — спросил Строд.

— Подпоручик Первого Якутского партизанского отряда Вычужанин…

— У Пепеляева есть и партизаны?

— Никак нет! Он переименовал свои взводы и роты.

— Расскажите, пожалуйста, как удалось Пепеляеву захватить Нелькан?

— Мы шли к Нелькану двадцать дней, в пути съели весь провиант. Генерал надеялся взять в Нелькане красные пароходы, но мы вошли в пустой поселок. Съели бродивших по Нелькану собак и стали пухнуть от голода.

— А генерал Пепеляев смотрел на гибель своих товарищей?

— Генерал отыскал тунгусов и заставил снабжать нас олениной, а сам отправился в Аян. Недели через две из Аяна прибыл транспорт с провиантом, а также отряд генерала Вишневского.

— Этот откуда взялся?

— Из Владивостока, прибыл на пароходе «Томск». Единомышленник Пепеляева.

Строд продолжал допрос, его интересовало не только число штыков в дружине Пепеляева, но и боевой дух, и политическое настроение, и взаимные отношения офицеров, и как обращаются они с рядовыми. Допрашивая, Строд пытался представить себя не только дружинником, но и в роли самого Пепеляева, как и что должен предпринимать этот, недюжинного ума, генерал в таких исключительных обстоятельствах, чрезвычайно занимало Строда.

— У Пепеляева теперь два пути на Якутск: через Амгу и поселок Петропавловский. По какому пути он может пойти?

— В Петропавловском ваши люди, и генерал может послать на них Вишневского, а сам пойдет на Амгу, — пояснил Вычужанин.

— Вы были в Амге?

— Немного не дошел, ночевал в Сасыл-Сысы.

— Что такое Сасыл-Сысы, Джергэ? — обернулся к своему проводнику Строд.

— Лисья Поляна. Там, однако, живет мой приятель.

— Лисья Поляна! Что за название, так и дышит тайгой.

Ни Строд, ни Джергэ, ни красноармейцы не знали, каким ужасом обернется для них маленькая поляна на берегу безымянного озера.

Строд и начальник гарнизона Суторохин созвали военный совет. После долгих споров было решено послать на реку Милю небольшую экспедицию. Если экспедиции удастся вступить в мирные переговоры с Пепеляевым, то следует приложить все усилия для бескровной ликвидации генеральской авантюры. Если нет, экспедиция возвращается в Амгу.

Строд стал спешно готовиться к выступлению, до реки Мили было двести верст, без продуктов, фуража, боеприпасов идти совершенно бессмысленно. Строд приказал сушить сухари, шить палатки, делать походные печки. Накануне ухода красноармейцы обратились к генералу Пепеляеву с письмом. Начиналось оно словами:

«Генерал Пепеляев!..

Общее собрание частей Красной Армии и граждан слободы Амги обращается к вам с настоящим открытым письмом.

До последнего времени мы не придавали особого значения разным нелепым слухам. Нам не хотелось верить, что в недалеком будущем возможно какое-нибудь новое покушение на власть Советов со стороны ее врагов. Нам казалось невероятной и бессмысленной какая бы то ни была очередная авантюра со стороны жестоко разбитой и растоптанной сапогом пролетариата сибирской контрреволюции всех оттенков и направлений…

Разве можно, проиграв генеральное сражение, теперь жалкими частными атаками, с кучкой оголтелых людей восстановить разбитый вдребезги колчаковский фронт?

Никогда, генерал! Забудьте об этом думать! Еще будучи в Харбине, вы оттуда из полосы отчуждения, увидели на далеком севере яркую звезду и решили, что эта ваша звезда — звезда будущих кровавых побед и громкой славы. И вот к вам в Харбин явились волхвы в лице Петра Куликовского, старого, выжившего из ума эсера и двух якутских купцов. Это вскружило вам голову, вы поверили их бреду, решили двинуться походом на Якутию, и даже встреча в порту Аяна с Васькой Коробейниковым не образумила вас…

Мы отлично понимаем вас и открыто говорим: «Жестоко ошибаетесь в расчетах, генерал Пепеляев». Звезда загорелась над Якутией, и эта звезда коммуны, сияющая над автономией, ничего хорошего вам не обещает.

Вся ваша авантюра построена на песке, и вас вместе с вашей дружиной ожидает конец Колчака. Начнете вы за здравие, а кончите за упокой…»

Двадцать четвертого декабря Строд выступил на реку Милю, кроме Джергэ его сопровождал охотник Ефремов, хорошо знавший таежные тропы.

Опять начались переходы по чащобам, с ночлегом под зимними звездами, у костров. Строд — большой охотник до всяких историй — слушал ночь напролет то рассказы проводников, то желчные истории подпоручика Вычужанина.

Подпоручик, больше опьяневший от пищи и усталости, чем от глотка спирта, рисовал словесные портреты своих бывших приятелей — пепеляевских офицеров. Он рассказывал скабрезные вещи о любовных похождениях капитана Энгельгардта, двуличном характере полковника Леонова, начальника штаба всей дружины, о жестокости полковника Андерса.

— Полковник Леонов и Георгия даст, и на шею удавку накинет. У него кожаный пояс с золотыми монетами, кобура вместо кольта ассигнациями набита. А полковник Андерс весь в одном слове — зверь! Помнится, пьяный Андерс детишек допрашивал: «Вы большевики, сукины дети?» — «Большевики, ваше благородие!» — «Красные шпионы вы…» — «Шпионы, ваше благородие!» — «Отправить этих болыпевичков к Адаму…»

— Вы не врете? Вы это взаправду? — строго спросил Строд.

— Голая и святая правда! — перекрестился Вы-жанин.

У ночного костра слушал Строд и рассказы охотников о таежных обычаях, о поверьях, о коварстве злых духов. Проводник Джергэ рассказал о кэпсе, и Строд понял, почему новости распространяются по тайте с быстротой пожара.

Всякую новость первый услышавший ее якут спешит передать другому. Он садится на коня ли, на оленя ли и спешит, иногда за сто верст, к ближайшему соседу. Время года, метель, мороз, распутица не являются препятствием для передачи кэпсе. Доброхотного вестника новостей встречают как желанного гостя, но в юрту гонец входит не торопясь, раздевается не спеша, а хозяева терпеливо ждут, соблюдая обычай. Гонец же греет озябшие руки над камельком и, бросив одно-два приветственных слова, смолкает, словно у него нет никаких новостей. В юрту набивается народ, самый старый охотник спрашивает:

— Кэпсе бар? (Новости есть?)

— Сох, эн кэпсе. (Ничего нет, ты сказывай), — отвечает приезжий, и опять все смолкают.

Собравшиеся начинают ухаживать за вестником кэпсе, набивают табаком трубку, подают уголек для прикуривания, потчуют крепким чаем. Напившись чаю, плотно поев, раскурив трубку из верескового корня, гонец выкладывает новости. Его слушают, затаив дыхание, лишь изредка роняя:

— Сеп, сеп! (Так, так!)

Но вот все новости рассказаны. Не медля ни минуты, кто-нибудь из слушавших