И невозможно представить себе, каким чудом на грудигвардейского поручика оказалась серебряная медаль «За беспорочную службу вполиции», которой награждаются исключительно нижние чины. Чтобы дворянин,прежде чем стать гвардейским офицером, нес службу в полицейских нижних чинах…это уже из области самой дурной фантазии, господа… Да и лента ее насквозьфантазийная, в русской наградной системе отроду не значившаяся, зеленая с белыми черным…

И, наконец, жемчужина фантазийности!

Он еще раз бросил пристальный взгляд украдкой – нет, никакойошибки быть не могло…

Последней в ряду наград висела медаль «За усмирениепольского мятежа 1863 – 1864». Ошибиться невозможно, она одна такая,одна-единственная: на лицевой стороне двуглавый орел без каких-либо надписей.Как явствует из даты, означенный субъект участие в усмирении польского мятежамог принимать разве что в качестве грудного младенчика – но подобных воителеймировая военная история не отметила. Вдобавок висит медаль не на положеннойРомановской ленте государственных российских цветов, бело-оранжево-черной, а начерно-синей, опять-таки в наградной системе Российской империи отроду несуществовавшей. Польский военный орден, Виртути Милитари, располагался наподобной – но там две узких черных полоски обрамляли синюю, а здесь сине-чернаялента, обе полоски равной ширины… Да и последние награждения этим орденомпроизводились при государе императоре Николае Павловиче…

Бестужев задумчиво хмурился – разумеется, вовсе не пялясьнеотрывно на это непонятное чудо.

Непонятное? Вот особых непонятностей тут, кажется, и неимелось. Перед ним был несомненнейший авантюрист, присвоивший себе самозванымобразом и мундир, и награды – причем плохо разбираясь в последних. Судя поспокойствию, уверенности, непринужденности – перед нами не начинающий фармазон,а экземпляр в подобном ремесле понаторевший. В России он, вздумай появиться налюдях с этаким вот подбором наград, был бы крайне быстро изобличен и сдан попринадлежности. Однако здесь, кроме Бестужева, вряд ли найдется хоть одинчеловек, способный разоблачить несообразности. Значит, молодчик подвизается вЕвропе, где имеет огромные шансы долго еще оставаться неразоблаченным – к томуже плывет он в далекую Америку, где наверняка знатоков российских наградгораздо меньше, чем в Старом Свете.

Тягостная ситуация. У Бестужева руки чесались сграбастатьнаглеца за шиворот, но увы… В России наблюдаемые «шалости» быстренько привелибы «гвардейца» на жесткую скамью меж двумя конвойными, но здесь Бестужев нерасполагал никакими официальными полномочиями, к тому же не разбирался ванглийских законах и представления не имел, как на этакие фокусы взираетбританская Фемида. Согласно международному праву, здесь именно что английскаятерритория, и капитан – средоточие всех возможных властей…

Обидно, досадно до скрежета зубовного. Если этот тип устроиткакую-нибудь мошенническую аферу в облике офицера русской императорскойгвардии, тень, разумеется, в первую очередь на Россию и ляжет… Но сделать-тоничего нельзя…

Подводя итоги своих наблюдений, Бестужев уверился, чтостолкнулся как раз с брачной аферой. Очень уж характерно дама порой бросала насвоего бравого кавалера полные обожания взгляды, стараясь сделать это украдкой– на что он отвечал улыбкой, в которой спутница наверняка видела пылкиеответные чувства, а вот Бестужев – не что иное, как набор театральных штамповиз амплуа «героя-любовника» и, пожалуй что, потаенное самодовольство.

Хотя по долгу службы он и занимался исключительнополитическими, приходилось окунаться и в мир классической уголовщины. С котороймногие «политики» так или иначе переплетены замысловатыми и любопытнымисвязями. В сыске это случается сплошь и рядом: полиция, занимаясь своимиобычными клиентами, частенько пересекается с «политиками», а жандармы,соответственно, с уголовными. Так что он имел некоторое представление о техсубъектах, что имеют прямое отношение к Уголовному уложению. Субъекты эти, вобщем, по всей Европе одинаковы. Как выразились бы господа марксисты –интернационал…

Все совпадало: дама в возрасте, казалось бы, исключавшем ужеромантические приключения, господин с внешностью фата и манерами дешевогособлазнителя из модной мелодрамы. Притом дама, несомненно, из общества и,насколько можно судить по ее драгоценностям, в средствах не стеснена, агосподин – несомненный плут и аферист… Ничего оригинального, право…

Ну, а жизненный опыт напоминает, что в подобные авантюрыпускаются отнюдь не одни только юные легкомысленные барышни – как полагаютлюбители сентиментальных романов и театральных мелодрам. Дамы в годах, особенноесли они оказались изрядно обделенными, деликатно выражаясь, мужским вниманием,сплошь и рядом проявляют не меньшее безрассудство. Наподобие мисс «незамужнейтетушки», столь ярко описанной в романе английского классика «Посмертныемемуары клуба господина Пикквика».

Он уже почти покончил с десертом, когда в зале наконец-топоявилась, словно линейный крейсер под эскортом миноносок, леди Холдершот,жизнерадостная, сиявшая здоровым румянцем, пышущая жизненной энергией.Воспитанница, как обычно, смиренно шла следом, господин ассирийский магшествовал вальяжно. Вышколенные стюарды в количестве сразу трех бесшумновозникли за спинками кресел, как им и полагалось, будто бы и не заметивши тогообстоятельства, что завтрак, собственно, близился к концу. Здешнее обществоимело право на любые капризы, в рамках, дозволенных приличиями…

– Мы, кажется, опоздали? – без малейшего смущенияпроизнесла леди Холдершот. – Что ж, в конце концов, это не пансион длядевиц монастырского воспитания… Очень уж благоприятные условия сложились,просидели чуть ли не до утра…

Господин ассирийский маг, чуть наклонив голову, хорошопоставленным баритоном продолжил:

– Здесь, вдали от скопищ людских масс, нарушающих своимиэманациями чистоту астрального пространства, особенно удачно проходят беседы сИным… Эманации эти в массе своей весьма даже нечисты.

Бестужев смотрел на него с некоторым уважением – шарлатанэтот ремеслом своим владел в высшей степени умело и впечатление, нужнопризнать, производил самое впечатляющее: внешность, бархатный баритон,сверкание настоящих крупных самоцветов, загадочные и сложные словеса,изрекаемые как высшие истины… «К приставу Мигуле бы тебя, прохвост, –подумал Бестужев без особой неприязни, – он бы быстренько отучил галиматьюплести и дурить голову богатым бабам…»

Он все же не удержался, спросил с простодушным видомновичка, искренне желающего освоить сложную науку:

– На пароходе множество людей… И эманации у многих,подозреваю, не особенно и чистые. Это не мешает?

Не так прост был маг, чтобы взять его голыми руками. Глазомне моргнув, ответствовал:

– Это сложно объяснить непосвященному, молодой человек, ноесть значительная разница меж эманациями, если можно так выразиться, перелетными,путешествующими по необитаемым местам, и теми, что, словно сажа в трубе,оседают в обитаемых пространствах…