“Он должно быть, когда один, совсем не так смотрит и, можетбыть, никогда не смеется”, почувствовалось как-то князю.

Князь объяснил всё что мог, наскоро, почти то же самое, чтоуже прежде объяснял камердинеру и еще прежде Рогожину. Гаврила Ардалионович межтем как будто что-то припоминал.

— Не вы ли, — спросил он, — изволили с год назад или дажеближе прислать письмо, кажется из Швейцарии, к Елизавете Прокофьевне?

— Точно так.

— Так вас здесь знают и наверно помнят. Вы к егопревосходительству? Сейчас я доложу… Он сейчас будет свободен. Только вы бы…вам бы пожаловать пока в приемную… Зачем они здесь? — строго обратился он ккамердинеру.

— Говорю, сами не захотели…

В это время вдруг отворилась дверь из кабинета, и какой-товоенный, с портфелем в руке, громко говоря и откланиваясь, вышел оттуда.

— Ты здесь, Ганя? — крикнул голос из кабинета: — апожалуй-ка сюда!

Гаврила Ардалионович кивнул головой князю и поспешно прошелв кабинет.

Минуты через две дверь отворилась снова, и послышалсязвонкий и приветливый голос Гаврилы Ардалионовича:

— Князь, пожалуйте!

Генерал, Иван Федорович Епанчин, стоял посреди своегокабинета и с чрезвычайным любопытством смотрел на входящего князя, даже шагнулк нему два шага. Князь подошел и отрекомендовался.

— Так-с, — отвечал генерал, — чем же могу служить?

— Дела неотлагательного я никакого не имею; цель моя былапросто познакомиться с вами. Не желал бы беспокоить, так как я не знаю нивашего дня, ни ваших распоряжений… Но я только что сам из вагона… приехал изШвейцарии…

Генерал чуть-чуть было усмехнулся, но подумал и приостановился;потом еще подумал, прищурился, оглядел еще раз своего гостя с ног до головы,затем быстро указал ему стул, сам сел несколько наискось и в нетерпеливоможидании повернулся к князю. Ганя стоял в углу кабинета, у бюро, и разбиралбумаги.

— Для знакомств вообще я мало времени имею, — сказалгенерал, — но так как вы, конечно, имеете свою цель, то…

— Я так и предчувствовал, — перебил князь, — что вынепременно увидите в посещении моем какую-нибудь особенную цель. Но ей-богу,кроме удовольствия познакомиться, у меня нет никакой частной цели.

— Удовольствие, конечно, и для меня чрезвычайное, но не всёже забавы, иногда, знаете, случаются и дела… При том же я никак не могу, до сихпор, разглядеть между нами общего… так сказать причины…

— Причины нет, бесспорно, и общего, конечно, мало. Потомучто, если я князь Мышкин и ваша супруга из нашего рода, то это, разумеется, непричина. Я это очень понимаю. Но однако ж весь-то мой повод в этом только изаключается. Я года четыре в России не был, слишком; да и что я выехал: почтине в своем уме! И тогда ничего не знал, а теперь еще пуще. В людях хорошихнуждаюсь; даже вот и дело одно имею и не знаю, куда сунуться. Еще в Берлинеподумал: “это почти родственники, начну с них; может быть, мы друг другу ипригодимся, они мне, я им, — если они люди хорошие”. А я слышал, что вы людихорошие.

— Очень благодарен-с, — удивлялся генерал; — позвольтеузнать, где остановились?

— Я еще нигде не остановился.

— Значит, прямо из вагона ко мне? И… с поклажей?

— Да со мной поклажи всего один маленький узелок с бельем, ибольше ничего; я его в руке обыкновенно несу. Я номер успею и вечером занять.

— Так вы всё еще имеете намерение номер занять?

— О да, конечно.

— Судя по вашим словам, я было подумал, что вы уж так прямоко мне.

— Это могло быть, но не иначе, как по вашему приглашению. Яже, признаюсь, не остался бы и по приглашению, не почему-либо, а так… похарактеру.

— Ну, стало быть, и кстати, что я вас не пригласил и неприглашаю. Позвольте еще, князь, чтоб уж разом всё разъяснить: так как вот мысейчас договорились, что насчет родственности между нами и слова не может быть,— хотя мне, разумеется, весьма было бы лестно, — то, стало быть…

— То, стало быть, вставать и уходить? — приподнялся князь,как-то даже весело рассмеявшись, несмотря на всю видимую затруднительностьсвоих обстоятельств. — И вот, ей богу же, генерал, хоть я ровно ничего не знаюпрактически ни в здешних обычаях, ни вообще как здесь люди живут, но так я идумал, что у нас непременно именно это и выйдет, как теперь вышло. Что ж, можетбыть оно так и надо… Да и тогда мне тоже на письмо не ответили… Ну, прощайте иизвините, что обеспокоил.

Взгляд князя был до того ласков в эту минуту, а улыбка егодо того без всякого оттенка хотя бы какого-нибудь затаенного неприязненногоощущения, что генерал вдруг остановился и как-то вдруг другим образом посмотрелна своего гостя; вся перемена взгляда совершилась в одно мгновение.

— А знаете, князь, — сказал он совсем почти другим голосом,— ведь я вас всё-таки не знаю, да и Елизавета Прокофьевна, может быть, захочетпосмотреть на однофамильца… Подождите, если хотите, коли у вас время терпит.

— О, у меня время терпит; у меня время совершенно мое (икнязь тотчас же поставил свою мягкую, круглополую шляпу на стол). — Я,признаюсь, так и рассчитывал, что, может быть, Елизавета Прокофьевна вспомнит,что я ей писал. Давеча ваш слуга, когда я у вас там дожидался, подозревал, чтоя на бедность пришел к вам просить; я это заметил, а у вас, должно быть, наэтот счет строгие инструкции; но я, право, не за этим, а, право, для тоготолько, чтобы с людьми сойтись. Вот только думаю немного, что я вам помешал, иэто меня беспокоит.

— Вот что, князь, — сказал генерал с веселою улыбкой, — есливы в самом деле такой, каким кажетесь, то с вами, пожалуй, и приятно будетпознакомиться; только видите, я человек занятой, и вот тотчас же опять сядукой-что просмотреть и подписать, а потом отправлюсь к его сиятельству, а потомна службу, так и выходит, что я хоть и рад людям… хорошим, то-есть… но…Впрочем, я так убежден, что вы превосходно воспитаны, что… А сколько вам лет,князь?

— Двадцать шесть.

— Ух! А я думал гораздо меньше.

— Да, говорят, у меня лицо моложавое. А не мешать вам янаучусь и скоро пойму, потому что сам очень не люблю мешать… И наконец, мнекажется, мы такие розные люди на вид… по многим обстоятельствам, что, у нас,пожалуй, и не может быть много точек общих, но, знаете, я в эту последнюю идеюсам не верю, потому очень часто только так кажется, что нет точек общих, а ониочень есть… это от лености людской происходит, что люди так промеж собой наглаз сортируются и ничего не могут найти… А впрочем, я, может быть, скучноначал? вы, как будто…