он мог с собой поделать, если с детства приучен к трудолюбию…

Ладнов прильнул к зарешечённому окну. За ним в свете луны мела позёмка, появлялись и тут же исчезали холмики сугробов, опущенные снегом деревья и кусты.

А состав всё ускорял и ускорял движение, ритмичный перестук колёс постепенно превратился в один монотонный, занудный звук, под который Ладнов постепенно заснул.

Его разбудило резкое дёрганье вагона. Он опять глянул в окно: было утро.

Вагон прекратил дёрганье, остановился. К решётке секции подбежали солдаты — конвоиры во главе с лейтенантом, начальником караула, все в белых полушубках, шапках-ушанках.

— По одному с вещами выходи! — услышал Ладнов полусонный голос лейтенанта.

Он слез с полки, шагнул за другими этапниками к выходу. С подножки вагона спрыгнул последним, споткнулся и чуть не упал от толчка конвоира в спину. Осмотрелся. Их вагон, отцепленный от состава, стоял в тупике. С автоматами в руках зыркали на сгрудившихся от холодного пронизывающего ветра этапников конвойники. Трое из них еле сдерживали на коротких поводках лающих овчарок, урчали моторы двух автозаков.

Ладнов, как вышел из вагона последним, так последним и взобрался в кузов автозака. Тот сразу рванул с места. Мчал недолго, вскоре остановился.

Ладнов услышал новую команду:

— Этап, выходи! Стройся в две шеренги.

И опять — конвойники, лай собак, перекличка, но всё это теперь у одностворчатых сдвижных железных ворот, бетонной ограды с колючей проволокой поверху.

Ладнов снова осмотрелся. За спиной виднелись многоэтажные дома, высились телеграфные столбы…

«Значит не в тайге жить будем» — порадовался он.

Перекличка окончилась, ворота сдвинулись, всех этапников повели в помещение карантина колонии, где им предстояло пройти стрижку, помывку, медицинский осмотр, переодевание в зековскую робу.

* * *

Спустя две недели пребывания в карантине, этапников распределили по отрядам. Ладнов попал в отряд молодого, рослого, светловолосого капитана внутренней службы Багрова. Тот сам и привёл его в жилую секцию на первом этаже нового кирпичного здания. В помещении секции, кроме одного колченогого пожилого зека со шваброй в руках, никого больше не было. В два ряда с проходом между ними стояли двухярусные кровати с тумбочками. Багров остановился у третьей от двери в правом ряду, указал Ладнову на нижнюю койку:

— Вот здесь и располагайтесь.

И быстро зашагал к выходу.

Ладнов уложил в тумбочку всё, что собрала ему заботливая жена — письменные и туалетные принадлежности, пачку конвертов, запасное нижнее бельё, тёплые носки… Сел на заправленную серым байковым одеялом койку, осмотрелся. Помещение жилой секции длинное, как коридор, широкие окна, на побеленном потолке три плафона с лампочками, на столике у двери бачок с водой и кружкой на цепочке, над входной дверью динамик… Жить можно! Правда, воздух, как в том этапном вагоне, не шибко свежий, но если чаще открывать форточки…

А к нему, отбросив швабру, уже спешил, прихрамывая, прежде застывший у двери рыжеватый зек, не дожидаясь приглашения присел рядом.

— Кто такой? Откуда будешь? — простецки спросил он прокуренным голосом.

— Сергей Васильевич Ладнов. Из Приволжска.

— Это какой области?

Ладнов ответил.

— А я из соседней. Так что, кореш, мы почти земляки. За что загремел? Вор?

— Нет. Судили по налоговой статье и, якобы, за хищение денежных средств путём подлога документов.

— Сколько влепили?

— Три года по совокупности, ниже низшего предела. Адвокат мой постарался, а то больше вкатили бы. А вы за что сидите? Тоже первый раз?

— У меня вторая ходка. Первая — за получение взятки. Был я директором фабрики. Сама она небольшая, одно здание, а вот территория огромная. Решил заасфальтировать её. Договор с асфальтировщиками заключил по завышенным расценкам. Словом, неплохо заработали на гудроне.

— А второй раз за что?

— Снова бес попутал: организовал выпуск и продажу левых видеокассет. Вот за контрафактную продукцию и получил новый срок, и не малый — похлопотать за меня некому было… Да ты, кореш, кто такой, что собственных адвокатов имеешь? Из деловых, что ли?

Ладнов, не вдаваясь в подробности, рассказал «земляку» о себе, о своём житье — бытье на свободе. Тот молча выслушал и новых вопросов не задал, лишь дружески посоветовал:

— Ты больше не «выкай». У нас здесь не принято.

— А как принято? Капитан со мной на «Вы» разговаривал.

— Ему по закону положено. А среди зеков — обращение только по кличкам. У меня, к примеру, их две: «Шнырь», дневальный значит, и — «Рябой», потому что в детстве оспой переболел. Тебе тоже кликуху приклеят. Например, «Дылда». Ишь, какой ты не маленький вымахал. Поди, метра два ростом?

— Метр восемьдесят семь, — уточнил Ладнов. — А как тебя не по кличке-то?

— Леонид Петрович Вороненко.

— Ты мне вот что скажи, Петрович, наш капитан, что из себя представляет?

— Отрядный? Нормальный мужик. Он ещё вызовет тебя, сам оценишь.

— Когда вызовет?

— Коль сразу не привёл к себе, значит занят. Скорее всего, вызовет, когда бригады с работы вернутся.

— А когда вернутся? Вечер уже.

— Да вот-вот явятся.

Вороненко прислушался.

— Кажется, возвращаются.

Глава седьмая

Вороненко не успел отойти от кровати Ладнова, как дверь жилой секции распахнулась, и помещение заполнили вернувшиеся с работы отрядники. Один из них, внешне очень похожий на неандертальца, первым заметил новичка, вразвалку подошёл к Ладнову, хлопнул лапищей по плечу:

— Как кличут?

— Сергей Васильевич Ладнов.

— С этапа?.. Ладнов, говоришь!..

Зек недобро усмехнулся.

— Встань, посмотрю на тебя.

Он оглядел поднявшегося Ладнова, оценивающе потрогал его ещё не помятые хэбэшные куртку и брюки, перевёл взгляд на чистые новенькие ботинки…

— Махнём баш на баш шмотками?

Ладнов взглянул на замызганную спецовку зека, его стоптанные ботинки, помотал головой:

— Обойдёшься.

Зек опешил, с минуту переваривал сказанное ему. Потом, глубоко впавшие глаза его сузились, широкие ноздри ещё больше раздулись, и Ладнов услышал в свой адрес густой мат, злобную ругань:

— Ах ты, сучара! И впрямь несговорчивый, как мне в маляве писали. Схлопочешь по рогам — мало не покажется!

Враждебный тон зека не оставлял сомнений, что он напрашивается на ссору.

Отрядники притихли, с любопытством глядели на них, но не вмешивались.

Ладнов сохранил хладнокровие, решил не связываться с этой квадратной тушей в первые же минуты пребывания в отряде, предпочёл пока промолчать.

— Ладнов, к отрядному живо! — приковылял к ним Вороненко. — А ты, Упырь, поуспокойся, — бросил он разъярённому «неадертальцу». Кончай мутить воду!

— Ничего! Мы ещё побазлаем! — отступив, зло процедил тот.

— Что такое «побазлаем»? — спросил Ладнов своего нового дружка, провожавшего его к начальнику отряда. — Это означает — поговорим?

— Правильно. Привыкай, кореш, к нашему жаргону.

Больше Ладнов ничего не успел спросить, так как они подошли к