– Да, да! – закричала девушка. – Не ошибаетесь! Ваши… ваши…бандиты брали у меня интервью. И особенно этот!

Она вздернула подбородок и им показала на Дэна. Видимо,хорошие манеры не позволяли ей показать пальцем.

– А еще про маму мою спрашивал, мерзавец!

Прохоров растерялся:

– Почему бандиты?! Почему мерзавец, госпожа Светозарова?! –Он быстро взглянул на Дэна. – Это… наш корреспондент, Денис Столетов, и никакойон не…

– Он вор, нет, он грабитель! – завизжала девушка. – Покаодин фотографировал, другой грабил!

Все посмотрели на Дениса Столетова, который ничего непонимал.

– Я вор? Я грабитель? – переспросил он и вдруг улыбнулся наодну секунду доброй мальчишеской улыбкой. А потом побагровел до ушей, до корнейволос. – Я у вас украл?!

– Или ты, или тот, второй, – выпалила девушка. – Ну что тына меня смотришь?! Ты думал, я никогда не хвачусь, да?!

– Что у вас украли?! – Это Прохоров вступил. – И почему выуверены, что украли именно… мои люди?

Девушка открыла свою крохотную смешную сумочку – руки у неесильно тряслись – и достала пакетик с салфетками. Открыть его у нее получилосьне сразу.

Все стояли и смотрели, ждали, пока она откроет.

Зарычав, она разорвала пакетик и выхватила салфетку.

– У меня украли перстень, – отчеканила она и приложиласалфетку к лицу. – Очень дорогой, вы даже не можете себе представить,насколько! И это не просто перстень! Это подарок самого близкого человека, иперстень пропал! А человек умер! Понимаете, умер! И он подарил мне кольцо, аэти… сволочи его стащили!

Прохоров невольно покосился на Дениса, и тот, залитыйтяжелым, жгучим, температурным румянцем, забормотал по-детски:

– Я не брал… Я ничего не брал, Андрей Ильич, правда…

– Девушка, милая, с чего вы решили, что…

– Я вам не милая! – прорыдала милая девушка из-за своегоскомканного бумажного платка. – И не смейте так говорить! Я точно знаю, что этоони утащили!

– Да почему?!

– Потому что мы разговаривали в алькове. – Она так и сказала«в алькове». – А туда никто из посторонних никогда не заходит! Даже слуги!

Она так и сказала «слуги», и Галя, секретарша, вдругстрельнула в нее глазами и усмехнулась недобро.

– Так, хорошо, – быстро подхватил Прохоров, – слуги незаходят, и дальше что?!

– Дальше они сказали, – снова подбородок вперед, в сторонуДэна Столетова, – что нужна интимная обстановка! Что чем интимней, тем лучше!Ну для интервью лучше! И для фотографий, чтоб красиво было. Ну я их ипригласила в альков!..

Прохоров вдруг как будто очнулся, оглянулся по сторонам –неистовое, первобытное, жаркое любопытство истекало из горящих глаз, сочилось сполуоткрытых губ, собиралось и закручивалось в смерч, в центре которого былиПрохоров и красотка.

– Я прошу всех немедленно выйти, – тихо и твердо сказалПрохоров.

И, чуть повысив голос:

– Пожалуйста, без дискуссий!

Ясное дело, никто не двинулся с места – еще бы!..

– Я заявление в милицию напишу, я всем газетам расскажу! Атебя, гаденыш, я своими руками!..

Нет, решил Прохоров, дело так не пойдет! Мягко, но твердо онвзял обоих охранников за надувные резиновые плечи, развернул к двери иподтолкнул. Охранники переступили слоновьими ногами, и дальше делозастопорилось. Прохоров кивнул Гале, рывком поднял валявшийся на полу стул итак, со стулом в руках, пошел на журналистов. Умная Галя раскинула руки, какнаседка крылья, и тоже двинулась на толпу.

Девушка всхлипывала и порывалась вцепиться в волосыСтолетову, а тот отмахивался от нее, как от мухи, делая нелепые пассы руками.

В несколько приемов, не сразу, Гале с Прохоровым удалосьвытолкать всех за дверь – теперь темная туча народа за матовым стекломвыглядела угрожающе, как грозовая.

Галя оглянулась, и Прохоров велел:

– Воды принесите!

Секретарша кивнула, зачем-то осмотрела кабинет, шагнула вони плотно прикрыла за собой дверь. Шум голосов отдалился и звучал теперь смутно,как раскаты дальнего грома. Гроза, гроза прошла…

– Зна-чит, аль-ков, – почти по слогам выговорил Прохоров. –Да встань ты уже, Дэн!

Столетов посмотрел, не сразу сообразив, чего от него хотят,а потом все же поднялся.

– Ну да, да, альков, – заговорила девушка с ожесточением, –у меня там был перстень. Ну тот самый, который Володя подарил, он в специальнойкоробочке лежал, а они его сперли! Я это дело так не оставлю! Я в милициюпойду!

– А что такое альков? – задумчиво уточнил Прохоров. – А?..

– А?! – повторил Дэн.

Девушка громко высморкалась в скомканный платочек.

– А это у меня в доме такой… будуар, – выдала она. – Онпримыкает к спальне и к гардеробной, и я никому не разрешаю туда заходить, дажегорничной.

– Альков и будуар, – повторил Прохоров. – А там у вас что?Сейф?

– У меня вообще нет сейфа! И перстень просто так лежал, вкоробочке, а потом пропал! А я только сегодня обнаружила! Потому что я его и ненадела ни разу, только на съемку! Которую вот эти двое делали! Они сказали, чтов алькове будет лучше всего!

– Дэн, чего вас понесло-то с Сапоговым?! В альков имзахотелось! Девушка… Олеся, вы перстень в последний раз видели именно насъемке? И больше нет?

– Я его сняла и положила в коробочку после первого «лука».На второй «лук» мы в гостиную перешли, к камину. Я хотела потом проверить, но,просто… Володя приехал, а потом он уже… умер, и я вспомнила про перстень толькосегодня. Полезла, а его нет! Его никто, никто не мог взять, кроме этих двух!..

– Да не брали мы ничего, Андрей Ильич!

– А что, этот будуарный альков запирается на замок?

Девушка кивнула и опять высморкалась.

– Еще на какой! Я там и пыль сама стираю, и убираюсь сама!

– Убираю, – машинально поправил Дэн Столетов, грамотей иумник, и Прохоров с девицей посмотрели на него с изумлением.

– А что? – перепугался Дэн. – Что такое? Правильно говорить«я убираю», а не «я убираюсь».