– Вот что, – вдруг решительно сказала девица, – я в милициюне пойду. Я Марку пожалуюсь. Вы знаете, кто такой Марк?

Прохоров с силой выдохнул.

– Кто такой Марк?

– Волошин. Заместитель Володин. И он, к счастью, жив издоров! Он не оставит меня без защиты. Он знал, как Володя… как Володя ко мнеотносился. И он мне поможет! – Она выпрямилась и запулила бумажным катышком вурну. И не промахнулась. – Кстати, это хорошо, что вы не знаете Марка. Он человек…страшный. С ним лучше вообще… не знакомиться. И я все, все ему скажу!..

– Вы нас не пугайте, девушка… Олеся… – огрызнулся Прохоров.

Господи, еще и кольцо пропало! Прохорову уже давно нужнобыло позвонить, он то забывал, то вспоминал об этом!

Словно отвечая на его мысли, на столе зазвонил телефон.Совершенно уверенный, что это Галя интересуется, подавать ли кофе – или чтотам? Воду? – Андрей нажал на черном мигающем аппарате кнопку громкой связи.

– Але!

– Прохоров? – спросил равнодушный голос, совсем незнакомый.

Андрей перестал расхаживать по кабинету и сверху посмотрелна телефон.

И сказал осторожно:

– Да?

– Мне известно, что именно вы убили Владимира Разлогова, –продолжал равнодушный голос, как будто по бумажке читал. – Известно, за что икаким способом.

Девушка судорожно вздохнула и вцепилась тоненькимипальчиками в рукав Дэна Столетова.

– Вам надлежит обдумать эту информацию, – продолжал чеканитьголос из телефона, – я сообщу вам, что хочу получить в обмен на молчание. Ждитезвонка.

– Стойте! – заорал Прохоров и сорвал трубку со сверкающегочерной пластмассой аппарата. – Подождите! Кто вы?!

Но в трубке только пунктирно и пронзительно гудело.

Волошин некоторое время посидел в машине. Хорошо бы так довечера просидеть. В мире было холодно, неуютно и осенне-печально. В машинеславно пахло сигаретами, играло радио, из решетки отопителя дуло ровным теплом.

Деревья качались высоко-высоко, и небо в разрывах дождевыхнахмуренных облаков было очень синим. Почему такое небо бывает только осенью?..

Волошин посидел еще немного, потом вытряхнул из пачкисигарету, малодушно решив, что хочет курить. Он курил и думал, что курить вовсене хочет. От каждой затяжки на языке оставалась тошнотворная вязкость. Листьявдруг сыпанули на лобовое стекло, должно быть, ветер принес. Волошин включил«дворники», согнал осеннюю разноцветность вниз. Один листок, самый стойкий,зацепился и теперь мотался вместе с «дворником».

Тук-тук – равномерно постукивал «дворник».

Тук-тук – постукивало в такт сердце. Оно у него побаливалопоследнее время.

Ну все. Хватит разводить антимонии – или антиномии, онникогда не мог запомнить! Кажется, это что-то из «большой литературы» – какой-тогерой путался так же, как и Волошин, демонстрировал необразованность.

Он затолкал окурок в переполненную пепельницу и решительновыбрался из машины. Ничего не поделаешь, надо идти.

Когда Разлогов умер, было еще тепло, листва, яблоки натраве. А сейчас такая глухая безнадежная осень, как будто с тех пор прошло столет.

Хорошо бы с тех пор прошло сто лет!..

Волошин сунул руки в карманы и посмотрел сначала в однусторону, потом в другую. Пуста была поселковая улица. Только голые рябиныдрожали на ветру и кусты сирени все сыпали и сыпали некрасивые скрученные, какбудто побитые плетью листья.

…Почему так? Почему даже листья умирают по-разному? Одни –красиво, гордо и разноцветно, а другие – глупо, скрюченно, торопливо?

Волошин перепрыгнул лужу, подошел к калитке, похожей наврата готического замка, и позвонил.

Конечно, никто не ответил.

Разлоговская вдова, насколько было известно Волошину, впервую очередь выгнала всех из дома. Не осталось никого, ни водителя, нидомработницы, некому дверь открыть!..

Дура, мать ее, даже на похороны никого не пустила!..

Волошин помедлил и позвонил снова. Никакого ответа. Впрочем,ничего другого он и не ожидал.

Забор, в духе крепостной стены все того же готическогозамка, шпилями и башенками почти упирался в облака. Волошин поднял голову ипосмотрел.

…Почему так? Почему даже в самом сером и безысходном небевсегда бывают ослепительно-синие просветы, в которых кувыркается солнце? Почемутак никогда не бывает в жизни?

Шпили и башенки, а также флюгер с флагом и кошкой, выгнувшейпрезрительно хвост, придумал знаменитый архитектор Данилов – фантазер иэпатажник.

Разлогов с ним дружил, а Волошин был уверен, что Даниловбольной.

Больной или здоровый, архитектор Данилов тем не менееспроектировал забор так, что штурмом его было не взять – надо отдать должное иДанилову, и забору. Но попасть на участок несанкционированно все же было можно.Этот способ попадания придумал сам Разлогов, который то и дело забывал ключи.

Волошин еще раз глянул по сторонам – никого – и решительнополез в заросли бузины и рябины, которыми был обсажен разлоговский участок.

Полоумный архитектор Данилов насоветовал. Сказал, что рябинас бузиной вполне средневековые деревья. Средневековые деревья осыпали Волошинуна куртку и за шиворот листья и тяжелые осенние капли.

Волошин, отряхиваясь, как мокрый пес, добрался до выступа встене, сделанного в виде башенки, и зашарил по влажным, как будто замшелым,кирпичам. Пальцы нащупали резиновый козырек, а под ним толстую упругую кнопку.

Волошин вдавил кнопку, которая важно и громко щелкнула, истал выбираться из средневековых – вполне! – зарослей. Выбравшись, он зачем-топотопал по гравию ногами, словно вылез из сугроба, и толкнул калитку,подавшуюся удивительно легко.

Ну вот. Все очень просто.

Между деревьями виднелся дом, и – вот что хотите делайте! –вид у него был нежилой и мрачный, как будто дом знал, что хозяин больше никогдасюда не вернется.

Волошин аккуратно прихлопнул за собой калитку и пошел повеселой дорожке, вымощенной, как в сказке, желтым кирпичом. На дорожке стоялилужи.

Раньше никаких луж не было. Садовник Юра «разгонял» ихдлинной шваброй, и лужи весело сливались в водостоки, и листья подметали, иплитку чистили, чтобы не было «запустенья», которого Разлогов терпеть не мог.