– Ну, кроме вас, некому, Глафира Сергеевна.

– Я не выключала!

– Но они выключены. Вам, наверное, хотелось… побыть одной,чтобы вас никто не видел и не слышал, да? Так сказать, погоревать водиночестве. Вы и выключили. И забыли.

Это прозвучало так фальшиво, что он сам смутился.

– Я не забывала и не выключала, Марк!

– Кто звонил вам из Иркутска?

Тут что-то случилось. Превосходная актриса Инна Чуриковакуда-то делась, и на ее месте оказалась перепугавшаяся до смерти, не слишкомискушенная во вранье, совершенно не умеющая притворяться девчонка.

– Мне?! – ненатуральным голосом воскликнула Глафира сненатуральным же удивлением. – Из какого Иркутска?!

– Который на Ангаре, – сказал Волошин, соображая, что бытакое могли значить подобные превращения.

– Мне никто не звонил ни из какого Иркутска! У меня тамникого не осталось после того, как Разлогов… умер. И вообще, с чего вы взяли,что кто-то звонил именно из Иркутска?!

– Ваш телефон…

Она вдруг прижала трубку к своему боку.

– Зачем вы его трогали, Марк?! А тот, кто звонил изИркутска, просто ошибся номером!

– Кого он спрашивал?

– Какое ваше дело?! Какую-то Люду, по-моему! А я сказала,что никакой Люды не знаю.

– И что?

– И я отключилась.

– Понятно, – сказал Волошин.

То он все отводил глаза, не смотрел на нее, а тут вдругглянул быстро и остро. И она выдержала его взгляд. Посмотрела в ответнедоуменно, но твердо.

Воцарилась тишина, только сосны шумели, и тяжелые осенниекапли со стуком падали на широкие половицы крыльца. И гамак покачивался междудвумя соснами, поскрипывал.

– Почему гамак не сняли? – вдруг спросил Волошин.

– Так.

И они опять взглянули друг на друга, быстро и странно.

…Чего ты от меня хочешь? Что тебе нужно?.. Зачем тыприехал?..

…Зачем ты врешь? Твое вранье уже убило человека, и тыпродолжаешь врать?!

– Отвезите меня в Москву, – вдруг попросила Глафира инаклонила голову, чтобы не видеть его лица. – Мне невмоготу здесь что-то…

Волошин не ожидал такого поворота и растерялся.

– Да ради бога, – пробормотал он таким тоном, как если быбормотал «отвяжитесь от меня».

– Тогда я… соберусь, – и Глафира мило улыбнулась в сторону.– Я умею собираться быстро.

– Да ради бога, – глупо повторил Волошин.

Глафира пошла было к готическим двустворчатым дверям, ноостановилась на полдороге.

– Кофе не предлагаю, – сообщила она. – У меня и чашек-точистых не осталось.

– Спасибо, я недавно пил.

Это было чистой воды вранье, но ему не хотелось, чтобы онаего угощала. Это было бы… уступкой, а уступать он не собирался.

Глафира еще постояла, словно что-то хотела сказать,повернулась, чуть не упала, схватилась бледной, отдающей в зелень рукой заполированные широкие перила, и Волошин вытаращил глаза.

Завитки светлых, почти белых волос пониже макушки у нее быликрасными, все в свежей крови. Волошин, кажется, даже ахнул тихо, не по-мужски.

– Что? – тревожно спросила Глафира Сергеевна и оглянулась посторонам, не понимая, что он такого увидел. – Что случилось, Марк?!

– У вас… вон там… на голове…

– У меня на голове? Что? Рога? – Она пощупала волосы, отняларуку и взглянула на свои пальцы. – Кровь, – сказала она с некоторым удивлениеми потерла подушечки, растирая красное и липкое. – Это, наверное, когда менястукнули! А что вы так побледнели, Марк? Или вы вида крови не выносите?

– Вы… выношу, – выдавил Волошин, старательно отводя глаза. –Может, все-таки врача вызвать? Раз у вас там… рана?

– Марк, вы прекрасно знаете, что вызывать врача нельзя! Иливы хотите, чтоб завтра во всех газетах написали что-то вроде: «Приехавшая«Скорая» застала вдову Владимира Разлогова с травмой головы, а его заместителяв обмороке»?

– Я не в обмороке, – возразил Волошин сухо.

Она была права. Какого сейчас вызывать врача, когда новость«номер один» – внезапная кончина главы «Эксимера», – еще не остыла, неотступила на второй план, не перестала будоражить умы и сердца журналистов?!

Умы куриные. Сердца холодные. Ну уж какие есть!

Глафира опять повернулась, чтобы идти, и опять от вида ееволос на Волошина накатила дурнота. И сердце забилось как-то странно, сперерывами. Стукнет и молчит. Стукнет и опять молчит.

– Перевязку все равно нужно сделать, – сказал он,преодолевая дурноту. – Заедем в офис, у нас есть медпункт…

Глафира ничего не ответила.

– Вам в Москве куда? – спросил Волошин сухо. – На квартиру?

– Что за ефрейторский вопрос, Марк? – удивилась Глафира. –Какая вам разница?

– Никакой, вы правы.

– Мне нужно заехать к… Марине Олеговне и непременно сегодня.Вы меня к ней завезете.

Волошин ничего не понял.

Ей нужно к Марине?! Бывшей разлоговской жене?! И непременносегодня, с разбитой головой?!

– Как скажете.

Она вошла в дом и, кажется, стала подниматься по лестнице,когда у нее зазвонил телефон. Волошин, услыхав заливистые трели, бросилсяследом, бесшумно вошел и встал так, чтобы его точно не было видно с лестницы.

После некоторого молчания вдова сказала быстро иприглушенно:

– На этот номер больше не звони. Я сама с тобой свяжусь,когда смогу.

Телефон пискнул, разъединяясь, и больше ничего Волошин неслышал.

– Маринушка, там опять в телефон звонют!..

– Ну так ответьте, Вера Васильна!

– Дак чего отвечать-то?!

Марина пожала плечами, словно старуха могла ее видеть.

– Ах ты, господи помилуй!..

Шаркающие шаги, удалявшиеся от двери, какое-то шевеление, иВерин недовольный голос откуда-то из глубины квартиры: