Моя воспарившая к небесам карьера вот-вотрухнет на землю, потерпев крушение.

— У нас денег немного, — сообщает Дот тихо,словно это большой секрет и она смущена, что приходится его открыть.

Я сочувственно улыбаюсь. Сколько бы денег уних ни было, они гораздо богаче меня, сомневаюсь, что их кто-нибудь собираетсяпреследовать по суду. — Но нам нужен адвокат, — добавляет она, снимая с пачкибумаг резинку.

— В чем же ваши проблемы?

— Нас обманывает страховая компания.

— По какому страховому полису? — спрашиваю я.Она швыряет пачку мне и затем вытирает руки, словно умывает их теперь, когдабремя возложено на плечи чудотворца, который с легкостью решит все их проблемы.Сверху пачки лежит испачканный, мятый и сильно потертый полис. Дот выдыхает ещеодно табачное облако, и на какое-то мгновение Бадди почти скрывается из виду.

— Это медицинский страховой полис, — поясняетона. — Мы купили его пять лет назад у компании «Прекрасный дар жизни», когданашим парням было по семнадцать. А теперь Донни Рей умирает от лейкемии, а этимошенники не желают оплатить его лечение.

— «Прекрасный дар жизни»?

— Точно.

— Никогда о такой компании не слышал, — говорюя, просматривая первую страницу полиса с условиями и обязательствами с такимвидом, словно уже управлялся со многими судебными исками подобного рода и знаюдосконально все и вся о страховых компаниях. В документе указаны имена двухклиентов, которым в случае необходимости должны быть выплачены страховки, —Донни Рей и Ронни Рей Блейк. У обоих одна и та же дата рождения.

— Извините за выражение, но это шайка сукиныхдетей.

— Как большинство страховых компаний, —произношу я задумчиво, и Дот улыбается — ей смешно. Я завоевал ее доверие. —Итак, вы оплатили этот полис пять лет назад?

— Да, примерно. Я всегда вовремя платилавзносы. И никогда ни черта от них не получала, и вот Донни Рей заболел.

Я студент, и страховки у меня нет. Нет у меняни одного полиса — ни на жизнь, ни на здоровье, ни на автомобиль. Да я даже немогу купить новую покрышку для заднего левого колеса моей маленькой разбитой«тойоты».

— И вы сказали, что он умирает?

Она кивает с зажатой между губами сигаретой.

— Острая лейкемия. Заболел восемь месяцевназад. Доктора дают ему год, но он столько не проживет, потому что Ронни неможет отдать свой костный мозг для пересадки. А сейчас, наверное, уже поздно.

Она произносит «мозг» как «мазг».

— Пересадку? — переспрашиваю я сконфуженно.

— Так вы ничего не знаете насчет лейкемии?

— Да нет, кажется.

Она цокает языком и округляет глаза, словно язаконченный идиот, затем долго и печально затягивается. Выдохнув достаточнодыма, она говорит:

— Мои мальчики — двойняшки, понимаете? Так чтоРон, мы его так зовем, потому что ему не нравится его имя Ронни Рей, прекрасныйдонор для пересадки своего костного мозга брату-близнецу. Так говорят доктора.Но дело в том, что такая пересадка стоит где-то около ста пятидесяти тысячдолларов. А у нас таких денег нет, понимаете? И страховая компания должна втаком случае заплатить, потому что так указано в полисе, это их обязанность. Ноэти поганцы, сукины дети, говорят, что не обязаны. Так что теперь Донни Рей поих милости умирает.

Она удивительно точно передает суть дела.

Все это время мы не обращаем внимания на Бадди,но он старательно слушает. Он медленно снимает свои толстые очки и вытираетглаза волосатой тыльной стороной левой руки.

Великолепно. Бадди плачет. Боско хнычет удальнего конца стола. И клиент Букера, снова охваченный сознанием вины ираскаянием или еще по какой-то горестной причине рыдает, закрыв лицо руками.Смут стоит у окна, смотрит на нас и, несомненно, недоумевает, какие это советыдаем мы нашим клиентам, что настраивает их на столь плачевный лад.

— А где он живет? — интересуюсь я, просто чтобыспросить и получить ответ, который позволит мне на несколько секундсосредоточиться на царапанье пометок в блокноте и не обращать внимания наслезы.

— Он никогда не уходил из дома. С нами живет.Страховая компания не приняла нашу просьбу еще и потому, что, говорят, раз онвзрослый, он больше не нуждается в опеке.

Я просматриваю бумаги и письма, посланные имикомпании и ответные.

— А разве полис не кончается с возрастом,когда он уже не нуждается в опеке?

Она качает головой и натянуто улыбается:

— Нет, так с полисами не бывает, Руди. Ятысячу раз все прочла о полисах и никогда такого условия не встречала. Дажеизучила все пометки мелким шрифтом.

— Вы уверены? — спрашиваю я, глядя настраховой полис.

— Да, уверена. Я этот проклятущий документчитаю и перечитываю уже почти год.

— А кто вам его продал? Как имя агента?

— Это был какой-то низенький слизняк, которыйпостучал к нам в дверь и уговорил его купить. Зовут Отт или что-то вроде этого,такой маленький скользкий тип и говорит очень быстро. Я пыталась его найти, ноон, наверное, слинял из города.

Я беру письмо из пачки и читаю. Это отстаршего инспектора из Кливленда, который рассматривает заявки. Оно написаноспустя несколько месяцев после первого письма, которое я уже прочитал, и в немдовольно резко отказано в просьбе оплатить стоимость лечения на том основании,что Донни заболел лейкемией раньше обусловленного договором срока и,следовательно, вопрос не подлежит положительному решению.

Но если у Донни лейкемию обнаружили меньше чемгод назад, то, значит, диагноз поставлен спустя четыре года после того, как«Дар жизни» продал полис.

— Здесь говорится, что в просьбе отказано,потому что болезнь возникла до заключения контракта.

— Они использовали все закавыки, Руди, чтобыотказать. Прочитайте бумаги внимательно. Тут указаны все исключения, изъятия изправил, они все испробовали.

— А есть тут исключение для пересадки костногомозга?

— Да нет, черт возьми. А наш врач только взглянулна полис и говорит, что «Дар жизни» обязан все оплатить, потому что операции спересадкой костного мозга теперь стали обычными, их каждый день делают. Это неисключительный случай.