Десятник на ходу толкнул Олега, сказал хмуро:

— Благородный... Нашего брата гвоздями бы приколотили!

А этого на веревках. Выкуп выколачивают.

— Кто это? — спросил Олег отстраненно.

— Странствующий рыцарь... Или не странствующий, апросто возвращался из Святой земли. Не всем повезло, как нашему барону! Кто-толишь облизался. Будет рад, если живым доберется. Многие вовсе кости разбросали.

Они зашли в сарай последними, им в спины ткнули тупымиконцами копий, дверь закрыли на засов. Томас Мальтон, вспомнил Олег. Надменныйвысокомерный рыцарь, мальчишка в обличии взрослого мужчины. В расцвете тела, новместо души еще нераспустившаяся почка...

Шла третья неделя Олега в каменоломне, когда он увиделпоблизости сильно избитого человека, полуголого, в железном ошейнике и скандалами на ногах. Не сразу узнал рыцаря, а узнав, тут же позабыл. Работатяжелая, но не мешает уходить мыслью в глубину души, искать ответы намучительные вопросы, и Олег шарил отчаянно в Настоящем мире, а в этом, гдепередвигались такие же двуногие звери, как и он сам, его бренное тело вбивалоклинья, поднимало над головой тяжелый молот, таскало глыбы камня.

Внезапно он услышал рядом хриплое:

— Калика... э-э... сэр Олег?

Залитое потом лицо Томаса утратило южный загар, сильноисхудало. Вокруг грохотали кирки, измученные люди внимания не обращали. Олегответил замедленно, находясь все еще в другом мире:

— Я, сэр Томас.

— Не узнал сразу... Тебе на пользу эта работа! Окреп,поправился... Неужто останешься здесь навсегда?

— С богами можно беседовать везде, — ответил Олегбезучастно.

В стороне предостерегающе заорал десятник. Томас спроклятием обрушил кирку на камни, брызнули осколки. В сутолоке и пыльномоблаке, где все походили друг на друга, Олег вскоре потерял Томаса, но к вечеруТомас снова оказался рядом, шепнул:

— Я поменялся с твоим напарником.

— Все люди, — ответил Олег равнодушно. — Всечеловеки.

Томас некоторое время молча подваживал ломом гранитнуюглыбу, переваривал ответ, затем прошептал, бросив настороженный взгляд посторонам:

— Здесь не человеки, а рабы! Достойно ли тебе, свободнорожденному...

— Рабы тоже люди, — прервал Олег.

— Но не такие...

— Бог всех рождает людьми, рабами делают другие люди.

Томас зло тряхнул головой, в синих глазах блестели злыемолнии:

— Сэр калика! Твое смирение чрезмерно. Я хочу вырватьсяотсюда. Мне нужна помощь, хотя бы малая.

Олег качнул головой в сторону блестящих от пота тел. Томасраздраженно отмахнулся:

— Они погасли. А в тебе еще теплится искра, чую!

Олег с равнодушным видом грохал ломом в узкую щель,разламывая глыбу. Томас дышал часто, его сильные мускулистые руки частовздымались над головой, занося кирку, камень под мощными ударами трещал какспелый орех. Цепь на щиколотках жалобно звенела.

— Запалишься, — обронил Олег.

— Что? — не понял Томас.

— Надсадишься. Надолго не хватит.

— Долго не пробуду! Если не удастся вырваться, то,клянусь небом и святым причастием, разобью себе голову!

Он дышал со свистом в груди, наглотавшись каменной пыли.Тугой ошейник сдавливал горло, до крови растер пузыри, оставшиеся от ожога.Глаза блестели, как у загнанного в угол лесного зверька. Его пальцы дрожали,Олег с внезапной ясностью увидел, что красивый рыцарь не жилец на этом свете.Точнее, на этом клочке белого света, где стоит замок барона Оцета.

— Как ты собираешься вырваться? — спросил Олег всееще без интереса.

— Не знаю, — ответил Томас отчаянно. Но здесь недоживу до воскресного дня, знаю. Довериться некому! Рабы, либо погасшие...Опять же, рабы! Тебя знаю. Ты излечил меня, я когда-то спас тебя от псов!

Калика долго раздумывал, его руки равномерно и мощноподнимались, обрушивали острый конец тяжелого лома в щель между глыбами. Томаспочти видел как неторопливо поворачиваются такие же глыбы в черепе калики, какв непроницаемых зеленых глазах проявляются тусклые искорки.

— Впрочем... — произнес наконец каликакротко, — нельзя людей тащить силой даже к их благу... Ежели не могутзабыть о своей плоти здесь, если страдают от того, что страдает плоть... надоих отпустить.

Томас нетерпеливо дернул плечом:

— Дьявол побери твои мудрые рассуждения!.. Ктоотпустит?

— Мы, — ответил калика так же кротко.

Вечером Томаса пригнали в общий сарай, где жили невольники.Измученные люди, выпотрошенные тяжелой работой, не обращали на новичкавнимания, а Томас пробился поближе к Олегу в угол, шепнул возбужденно:

— Ты скитался много. Возможно, видел даже больше чем ятаких дыр. Считаешь, убежать можно?

Олег ответил негромко:

— Убежать можно всегда. Но по железным ошейникамотыщут... В лохмотьях, опять же! Остановят в ближайших селеньях, вернут. Сбароном ссориться никто не захочет.

Томас кивнул:

— И я так думаю. К тому же я не могу уйти без...некоторого имущества. Жаль боевого коня, жаль доспехов и меча, но я бы всеоставил проклятому барону! Однако в моем седельном мешке есть старая меднаячаша...

Он замолчал, испытующе смотрел на Олега. Тот сказалнегромко:

— Да, я видел. Когда ты лежал раненый, я искал, чемперевязать. Почему она так нужна?

— Это священная чаша, — прошептал Томас.

— А, — протянул Олег, — ритуальная... Знаю, укаждого волхва на поясе болталась чаша. Еще при Таргитае с неба упали золотые:плуг, меч и чаша...

Томас прошипел рассерженно:

— Не равняй священные христианские реликвии с поганымиязыческими!

— Ладно-ладно. Когда вырвемся отсюда, надо сперва воружейную, ты напялишь свой железный горшок, возьмем коней, ускачем...

— Раньше я должен разбить голову барону!

— Спасение в скорости. Нас схватят.

— Но чаша наверняка в комнате барона! Он не такойдурак, чтобы хранить ее где-то в другом месте. Я лучше погибну, чем оставлючашу!

Калика посматривал с непонятным выражением, вздохнул, тяжелозаворочался в каменном углу:

— Человек безрассуден... Не в этом ли кроется простаяИстина?

— Свя-той ка-ли-ка, — проговорил Томас с расстановкой.Он задыхался от ярости, жилы на шее вздулись, металлический ошейник сдавливалгорло как железные пальцы барона. — Поможешь или нет?