— Я слышал... каменоломни?

Человек оскалился в улыбке, десны кровоточили, от переднихзубов остались острые пеньки:

— Работал с камнем?

Олег кивнул, продолжал оглядываться. Если незнакомец жаждетувидеть страх на лице новичка, то ему придется разочароваться: странники вскитаниях видят многое.

— Паломник?

Олег снова кивнул.

— Здесь половина паломников, — сообщилнезнакомец. — Барон дает возможность построить царство небесное на земле.Для себя, конечно. Но замок уже построили, сейчас поднимаем стену... Меня зовутЯрлат.

— Я родом из Руси, Олег.

— Это где-то в Гиперборее?

На следующее утро его отвели в кузницу. Двое дюжих воиновнадели на шею железное кольцо, а кузнец быстро и умело свел концы, склепал,припалив кожу на горле. Страж хлопнул с размаха по спине:

— Люблю паломников!.. Смиренные. Все, дескать, отБога... Иные артачатся, вчера двоих скормили живыми псам.

Ошейник, разогревшись, остывал медленно, жег шею. Подстражей Олега вывели через главные ворота. В полуверсте от замка зияла огромнаяяма, где поместились бы два или три дома барона, оттуда поднималась мелкая злаяпыль, слышались тяжелые удары железа о камень.

Страж подвел Олега к краю, указал на деревянную лестницу:

— Спускайся! Кирку пока не получишь, будешь вытаскиватькамни. Десятник покажет, что делать.

Внизу полуголые люди били тяжелыми кирками по глыбам,сверлили в каменных плитах дыры, вбивали деревянные колья, поливали водой.Разбухая, дерево ломало камень, отколотые глыбы тут же обвязывали веревками,тащили наверх.

Десятник хмуро оглядел нового раба:

— Будешь таскать отколотые камешки. Здесь, до края ямы.Наверху те, кто убегать не пытается. А тебя еще не знаем.

Олег молча ухватился за блистающий цветными искрами крайотколотого камня. Чернобородый мужик взялся с другой стороны, угрюмо процедил:

— Не ленись, но и не рви жилы. Иначе до вечера непротянешь!..

До полудня они ворочали камни, подтаскивали к краю стены.Сверху опускались веревки, Олег и чернобородый, его звали просто Лохматым,увязывали, затягивали узлы, продлевая минуты отдыха, затем камни мучительномедленно ползли вверх по каменной стене, царапаясь острыми гранями, роняягранитную крошку.

После короткого обеда, когда им раздали по сушеной рыбине иломтю хлеба, Олега поставили вбивать деревянные клинья. Рядом плескали воду,плита уже потрескивала, кряхтела, Олег вдруг ощутил под ногами напряжение,возникшее в камне. Рядом двое невольников длинными шестами перекатывали ужеотколотую глыбу, стонали. Олег обронил предостерегающе:

— Зацепит... Отойдите.

Оба смотрели непонимающе, а десятник, метнув на Олега острыйвзгляд, внезапно гаркнул люто:

— Брысь отсюда!

Они буквально взлетели, как вспуганные птицы, тут жеогромная плита под Олегом сухо треснула. Глыбой как метнуло из катапульты: надва шага пропахала, царапая сухую каменистую землю, Олег остался на самом краюосновной плиты. Надсмотрщик не спускал глаз с новичка, губы его кривились:

— Знаешь камень? Хорошо... Спас двух дураков.

Плиту разломило, словно переспелый арбуз. Внутри отливалокрасным с черными зернами, блестело, сверху опускались ровные канавки, там ещедержались разбухшие от воды колышки.

Олег подобрал непомерно тяжелый молот. Вокруг двигались, какполуживые, эти несчастные, с потухшими глазами, и сердце сжимало чувство вины,что все еще не нашел путь для их спасения, не отыскал Истину. Нет настоящеговеличия в том, кто сумел сам из рабства подняться до императорского трона,таких было немало. Он сам знавал синеглазого пастуха Управду, который оставиловец на отрогах Карпат и сел на трон в Константинополе, а свое славянское имялишь перевел на латинский лад — Юстиниан, что означало то же самое: управление,право, правосудие. Слово больше разошлось в латыни, от него пошло — юстиция. Онсделал немало, этот белоголовый пастух, хотя трон ему уже был подготовлен ипередан дядей, тоже пастухом из тех же краев — Юстином. Но даже самыемогущественные императоры не могут отыскать пути для счастья. Для спасения, какговорит молодая вера христиан.

К вечеру он едва волочил ноги. Молот вываливался из рук,дважды сам лишь чудом не попал под глыбы. Покрытый каменной крошкой, мокрый отпота, он едва расслышал сквозь шум в ушах вопль десятника:

— Закончили, закончили!.. Вылезай!..

Измученные люди заспешили к сброшенным сверху веревочнымлестницам. Там уже блестели обнаженные мечи стражей, звякало оружие. Олегзамешкался, дыхание вырывалось из груди с хрипами. Ноги дрожали. Десятник огрелплетью, заорал:

— Быстрее! Чтоб дотемна все были в сарае!

Кто-то помог Олегу подняться. Наверху стражи едва удерживалиозверелых псов — те царапали землю, стараясь дотянуться до невольников, острыезубы страшно лязгали.

Десятник втолкнул Олега в сарай, оба повалились на грязныйпол. Ворота спешно захлопнули, тут же створки содрогнулись, донеслось царапаньеи жуткий вой. В узкую щель под воротами пыталась протиснуться толстая лапа,размером с медвежью.

Олег повернулся на спину, десятник покачал головой:

— Терпишь, не воешь... Стоик?

Олег медленно покачал головой:

— Страдает лишь жалкое тело. Я свободен.

Десятник насмешливо скривился:

— Но ты сам всажен в это жалкое тело, верно? Покинутьне можешь. Оно тоже твое, как я понимаю!

— Душа в запустении, как могу заниматься телом? Вондаже Марк Аврелий, хоть император, а заметил верно: у человека нет ничего,кроме души.

— А если тело околеет? На этой работе?

— Кормят меня лучше, чем я кормился... в пещере. Дажеустаю меньше, чем когда изнурял себя трудом, подчиняя тело духу.

Десятник кивнул, уже потеряв интерес к новичку. За три годавстречал в каменоломне и святош, и паломников, и стоиков, узнал разные религии,услышал о дальних странах, учил ломать камень аскетов, подвижников, которыетолько и умели раньше, что носить на себе пудовые цепи, бормотать молитвы.Главное, чтобы заранее выявить бунтовщиков, подавить в зародыше попытку кбегству. А этот ни о чем таком вовсе не помышляет, уж он, десятник с трехлетнимопытом, чует за милю.

Олег вторую неделю ломал камень, таскал тяжелые глыбы. Оноброс мышцами, хотя в сравнении с другими все еще выглядел худым, костлявым. Сним работали в паре охотно: не увиливал, брался за худшую работу, с готовностьюпомогал напарнику.

Однажды по возвращении в каменный сарай услышал в сторонеругань, свист бича. На дубовом кресте распяли крупного человека, одеждусорвали, расшвыряли по двору. Сарацин, голый до пояса, но в огромной зеленойчалме, злобно скалил белые, как сахар, зубы, с наслаждением хлесталнесчастного, подолгу раскручивал плеть над головой, затем бросал ее со свистом,стремясь каждым ударом рассечь кожу как можно глубже. Мухи злобно жужжали,успевая упасть на покрытую багровыми рубцами спину, слизать кровь и сукровицу,прежде чем обрушится новый рассекающий удар.