Стрелки его часов застыли на полудне. Они прошли по ржавомужелезному мосту через пересохший ручеек, и их встретил транспарант: «Вы входитев город Лаймстоун. Привет участникам Длинного пути!» Кое-кто закричал «Ура», ноГэррети берег дыхание.

Дорога расширилась, и участники привольно расположились наней, поодиночке и группами. Кэрли остался уже почти в трех милях позади.Гэррети достал печенье и некоторое время смотрел на обертку из фольги.

Внезапно ему захотелось домой, потом он подавил это чувство.Он увидит мать и Джен во Фрипорте. Съев печенье, он почувствовал себя лучше.

— Знаешь, о чем я думаю? — спросил Макфрис. Гэррети покачалголовой.

Он отпил из фляжки и помахал пожилой паре, стоявшей уобочины с плакатом «ГЭРРЕТИ».

— Я не знаю, что будет, если я вдруг выиграю, — призналсяМакфрис.

— Мне ничего особенно не нужно. Я имею в виду, у меня нетбольной матери или отца-инвалида. Нет даже маленького брата, умирающего отлейкемии, — он засмеялся.

— Но у тебя есть какая-то цель?

— У меня цель выиграть. Но вся эта штука в целом — онабесцельна.

— Ты сейчас не можешь так говорить. Если бы все ужекончилось…

— Да, я знаю. Все еще продолжается, но…

— Смотри! — крикнул идущий впереди парень по фамилии Пирсон.— Что делается!

Они наконец вошли в город. Вдоль улиц возвышались нарядныедома, окруженные зелеными лужайками, и на этих лужайках собрались толпы людей.

Почти все они сидели, как показалось Гэррети, на садовыхстульях или прямо на траве, смеясь и маша руками. Его охватили зависть и гнев.

“Поднимите свои задницы, сволочи! Будь я проклят, еслипомашу в ответ!

Пункт 13: сохраняй энергию".

Но потом он решил не думать. Люди могут подумать, что онустал. Он же все-таки из Мэна! Он решил махать всем, кто держит плакат с егофамилией, и всем хорошеньким девушкам.

Улицы и перекрестки медленно проплывали мимо. Сикомор-стрити Кларк-авеню, Иксченч-стрит и Джунипер-лэйн. Они прошли магазин, в витринекоторого были выставлены портреты Майора — рядом с рекламой «Наррагансет».Народу было много, но не слишком. Гэррети знал, что настоящие толпы начнутся ближек побережью, но был слегка разочарован. А бедный старый Кэрли не увидел дажеэтого.

Внезапно откуда-то вынырнул джип Майора.

Разразилась буря аплодисментов. Майор, улыбаясь, кивал имахал рукой толпе и участникам. Потом он поднес к губам громкоговоритель:

— Я горжусь вами, ребята!

Кто-то за спиной Гэррети отчетливо произнес:

— Чертово дерьмо.

Гэррети оглянулся, но сзади него было лишь четверо парней,во все глаза глядевших на Майора (один вдруг заметил, что отдает честь, ибыстро убрал руку), и Стеббинс. Стеббинс, казалось, вовсе не заметил Майора.

Джип рванулся вперед и скрылся из виду. Они прошли Лаймстоунв половина первого.

Это оказался типичный провинциальный городишко: «деловойцентр» из двух улиц, «Макдональдс», «Пицце-Хат» и «Бургер-Кинг». Вот и весьЛаймстоун.

— Не очень-то он большой, — заметил Бейкер.

— Зато здесь хорошо жить, — слегка обиженно отозвалсяГэррети.

— Упаси Бог от такой жизни, — сказал Макфрис, но с улыбкой.

К часу Лаймстоун стал уже историей. Какой-то мальчик шел сними почти милю, потом сел и долго смотрел им вслед.

Местность стала холмистой. Гэррети впервые с начала путипо-настоящему вспотел. Рубашка прилипла к спине. Где-то впереди собиралисьгрозовые облака, но они были еще далеко.

— А какой следующий город, Гэррети? — спросил Макфрис.

— Карибу, я думаю, — на самом деле он думал о Стеббинсе.

Стеббинс засел в его голове, как заноза. Часы показывали13.30, и они прошли уже восемнадцать миль.

— И далеко это?

Гэррети подумал, сколько участники когда-либо проходилитолько с одним выбывшим. Восемнадцать миль казались ему достаточно внушительнойцифрой.

Этим можно было гордиться. «Я прошел восемнадцать миль».

— Я спрашиваю…

— Миль тридцать отсюда.

— Тридцать, — повторил Пирсон. — О Боже!

— Этот город больше, чем Лаймстоун, — сказал Гэррети. Он какбудто оправдывался, неизвестно почему. Может, потому, что многие из них умрутздесь. Может, все. Только шесть Длинных путей в истории пересекли границуНью-Хэмпшира, и лишь один добрался до Массачусетса… Эксперты считали, что эторекорд из разряда невероятных, который никогда не будет превзойден. Может, и онздесь умрет. Но для него это родная земля. Он представлял, как Майор скажет:«Он умер на родной земле».

Он отпил из фляжки и обнаружил, что она пуста.

— Фляжку! — крикнул он. — Фляжку 47-му!

Один из солдат спрыгнул с вездехода и дал ему фляжку. Когдаон повернулся, Гэррети дотронулся до карабина на его спине. Он сделал это почтибессознательно, но Макфрис заметил.

— Зачем ты это сделал?

Гэррети сконфуженно улыбнулся.

— Не знаю. Может, это — как постучать по дереву.

— Ты прелесть, Рэй, — и Макфрис ускорил шаг, оставив Гэрретиодного и еще более сконфуженного.

Номер 93 — Гэррети не знал его фамилии, — прошел мимо. Онсмотрел под ноги, и его губы беззвучно шевелились в такт шагам.

— Привет, — сказал Гэррети.

93-й осклабился. В глазах его была пустота, как у Кэрли. Онустал, и знал это, и боялся. Гэррети вдруг почувствовал, как у него сжалсяжелудок. Их тени удлинились. Было без четверти два. С девяти, казалось, прошлацелая вечность.

Около двух Гэррети получил наглядный урок психологии слухов.Кто-то обронил слово, и оно пошло гулять, обрастая подробностями. Скоро пойдетдождь. Парень с транзистором сказал, что скоро польет, как из ведра. И такдалее, причем чем хуже слух, тем больше шансов, что он окажется правдой. Такслучилось и на этот раз. Прошел слух, что Эвинг, номер 9, натер мозоли иполучил уже два предупреждения, многие получили предупреждения, но для Эвингаэто — по слухам — было плохо. Он передал новость Бейкеру.

— Это черный? — спросил Бейкер. — Такой черный, что ажсиний?

Гэррети не знал, черный Эвинг или нет.

— Да, черный, — подтвердил Пирсон и показал им Эвинга.Гэррети с ужасом увидел на ногах Эвинга спортивные туфли.