Правило три: никогда, повторяем, никогда не надевайтеспортивные туфли на Длинном пути.

— Он приехал с нами, — сказал Бейкер. — Он из Техаса.

Бейкер подошел к Эвингу и некоторое время говорил с ним.Потом он замедлил шаг, рискнув получить предупреждение.

— Он натер мозоли еще две мили назад. А в Лаймстоуне ониполопались.

Сейчас его ноги все в гное.

Они слушали молча. Гэррети опять подумал о Стеббинсе и еготеннисных туфлях. Может, он тоже натер ноги?

— Предупреждение! Последнее предупреждение 9-му!

Солдаты теперь внимательно следили за Эвингом, участникитоже.

Белая рубашка, особенно выделяющаяся на фоне его чернойкожи, стала на спине серой от пота. Гэррети видел, как перекатывались мускулы.Эти мускулы и вся тренировка бессильны против мозолей. О чем этот болван думал,когда надевал спортивные туфли?

К ним подошел Баркович. Он тоже смотрел на Эвинга.

— Мозоли? — он произнес это так, будто говорил, что Эвинг —сын шлюхи.

— Чего еще ожидать от тупого ниггера!

— Заткнись, — тихо сказал Бейкер, — или сейчас получишь.

— Это против правил, — хитро усмехнулся Баркович. — Запомниэто, парень, — но он отошел, унося с собой облако яда.

После двух наступила половина третьего. Они поднялись надлинный холм, и с него Гэррети разглядел вдали грузные голубые горы. Тучи назападе сгустились, подул резкий ветер, от которого высох пот и по коже побежалимурашки.

Несколько мужчин, собравшихся на дороге вокруг старогопикапа, бешено махали им. Все они были пьяны. Им махали в ответ — даже Эвинг.Гэррети отвинтил колпачок тюбика с концентратом и попробовал. Что-то вродеветчины. Он вспомнил о гамбургере Макфриса. Потом подумал о большом шоколадномторте с вишенкой наверху. Потом — об оладьях. И ему страшно захотелось холодныхоладьев с яблочным повидлом. Их всегда давала мать им с отцом, когда они ездилив ноябре на охоту.

Эвинг получил пропуск десять минут спустя.

Он затесался перед этим в группу участников — должно быть,думал, что они защитят его, когда он в последний раз сбавил скорость. Солдатысделали свое дело на совесть. Они оттащили Эвинга на обочину, и один из них вупор застрелил его. Эвинг упал, одна нога его конвульсивно дергалась.

— А кровь у него такого же цвета, — сказал внезапно Макфрис,очень громко в наступившей тишине. В горле у него что-то перекатывалось. Ужевторой. Интересно, что они делают с трупами?

“Слишком много вопросов?" — закричал он на себя.

И понял, что устал.

“У вас тридцать секунд, и помните, пожалуйста, что ваш ответдолжен быть в форме вопроса".

Арт Флеминг

В три часа первые капли дождя, большие и темные, упали надорогу.

Небо вверху потемнело, стало чужим и завораживающим. Где-тохлопнул в ладоши гром. Потом впереди врезалась в землю голубая вилка молнии.

Гэррети надел куртку вскоре после того, как Эвингу выписалипропуск, а теперь он застегнул ее и поднял воротник. Гаркнесс, будущийписатель, заботливо спрятал блокнот. Баркович нацепил желтую непромокаемуюшапочку.

Он выглядывал из-под нее, как старый злой смотритель маяка.

Ударил сильнейший раскат грома.

— Вот оно! — крикнул Олсон.

Пошел дождь. Временами он был таким сильным, что Гэрретиничего не видел за водяной завесой. Он моментально промок насквозь, нопродолжал идти, подняв лицо навстречу дождю и улыбался. Интересно, видят ли ихсолдаты? И что они думают?

Пока он размышлял об этом, дождь немного стих, и он сновамог видеть.

Прежде всего он посмотрел назад — Стеббинс шел согнувшись,прижав руку к животу. Гэррети сперва подумал, что у него спазмы, и испугалсягораздо сильнее, чем когда видел Кэрли и Эвинга. Ему уже не хотелось, чтобыСтеббинс накрылся первым.

Потом он разглядел, что Стеббинс закрывает от дождя остаткисэндвича с яйцом, и он отвернулся с облегчением. Ну и дура мать этого Стеббинсане догадалась завернуть сэндвичи в фольгу, хотя бы на случай дождя.

Опять грянул гром. Гэррети чувствовал возбуждение, иусталость, казалось, смыло с его тела вместе с потом. Дождь лил то сильнее, тослабее, пока не превратился в унылую морось. Тучи вверху стали рассеиваться.Рядом с ним шел Пирсон, подтягивая штаны. Джинсы были ему велики, и он уже не впервый раз их подтягивал. Он носил толстые очки в роговой оправе, и теперь онснял их и начал вытирать о рубашку. Вид у него при этом был растерянный ибеззащитный, как у всех людей с плохим зрением, когда они снимают очки.

— Ну как душ, Гэррети?

Гэррети только кивнул. Впереди Макфрис мочился. Онповернулся спиной, пока это делал, и еще отгородился от других плечом.

Гэррети взглянул на солдат. Они тоже, конечно, промокли, ноне показывали виду. Лица у них были совершенно деревянными. Интересно, что оничувствуют после того, как застрелят кого-нибудь? Наверное, это дает им ощущениесилы. Он вспомнил девушку с плакатом, ее губы, ее мягкую попку.

Ему это придавало силу.

— Этот сзади не очень-то разговорчив, — Бейкер ткнул всторону Стеббинса. Красные штаны того были теперь черными от дождя.

— Точно.

Макфрис получил предупреждение за то, что слишком замедлилскорость, застегивая ширинку. Он нагнал их, и Бейкер повторил то, что сказалпро Стеббинса.

— Он одиночка, — Макфрис пожал плечами.

— Эй, — окликнул их Олсон. Он заговорил впервые за долгоевремя, и голос его звучал жалко. — У меня что-то с ногами.

Гэррети взглянул на Олсона и увидел панику в его глазах. Всябравада исчезла.

— А что такое?

— Мускулы как-то отмякли.

— Ничего, — сказал Макфрис. — У меня такое было пару часовназад. —В глазах Олсона мелькнуло облегчение.

— Правда?

— Конечно, правда.

Олсон ничего не сказал, только губы его двигались. Гэрретиподумал сперва, что он молится, но потом понял, что он просто считает шаги.

Внезапно грянули два выстрела. Следом крик, и еще одинвыстрел.

Они оглянулись и увидели парня в свитере и грязных белыхбрюках, лежащего лицом вниз в большой луже. Одна из его туфель слетела, иГэррети увидел белый спортивный носок — рекомендовано пунктом 12.