мешающий им на пути айсберг. Выбора не было. Пришлось двигаться вместе с толпой, делая вид, что уличные забавы меня настолько увлекли, что не успела переодеться. Только у центральных арочных дверей я ловко свернула в сторону. Здесь висели алые портьеры, прикрывая прозрачные стекла, сквозь которые открывался обзор на всю площадку.

Официанты, шампанское, скрипачи, дизайнерские платья светских дам, что, приветствуя друг друга, целуют воздух возле щек, а не сами щеки. В зале поубавили свет, и я увидела, как к президиуму идут они: трое Вороных и один Серый. Алой не было.

Черные наряды Владиславы Сергеевны, Сергея Владиславовича и Максима кружили возле серого костюма с белой рубашкой Кости.

Три ворона и один журавль под их конвоем.

– Мой сон… – прошептала я, вспоминая, что видела эти картинки, когда уснула с повязкой из крапивы, как советовала Алла, для крепких сновидений. – Я уже видела это…

Не хватало только белой вороны с подкрученными перьями на хохолке, которая во сне распахивала красный клюв, очерченный алой помадой, и набрасывалась на меня, растопырив крылья.

В ужасе я обернулась.

– Кира.

Если уж вещий сон начинает сбываться, странно думать, что сбудется только вступительная часть. Конечно, это была она.

– Алла.

Мы стояли друг напротив друга.

Алла выглядела… белой.

Платье, расшитое то ли серебром, то ли кристаллами, пусть и настоящими брюликами, казалось серее ее собственного лица. На макушке из фаты сложен нелепый огромный бант размером с половину головы Аллы. Ее ресницы, выкрашенные серебристой тушью, с такого же цвета подводкой. Сложная прическа, сплошь из завитков у лба, и яркие красные губы на бескровном лице, что светилось ярче ледяной луны в отражении оймяконского озера.

Ее рот медленно открылся. Вот он – алый клюв, готовый пронзить меня. Перебив ее прежде, чем она позвала бы охрану, или обозвала меня, или даже ударила, я затараторила:

– Алла, пожалуйста… не делай этого. Если не любишь его, если ты просто «так хочешь», подумай о Косте! Он соглашается, потому что его уговорили, купили… Не ты… твои родители. Но для тебя! Ты не такая… я видела, что ты умеешь быть настоящей! Не делай ошибку, ты же потом пожалеешь!

– Ошибку? – тихо произнесла она. – Ты думаешь, все это ошибка?..

– Я уверена. Прости, что я… что он… в общем, – не знала я, как извиниться за случившийся между мной и Костей поцелуй, – это не из-за тебя. Я не хотела, чтобы кто-то страдал, но Алла… ты сама знаешь, что это не любовь…

– Но, Кирочка… любовь бывает такой разной. Я делаю все ради любви… даже сейчас! Кирочка, – набухли ее глаза, и серебряные дорожки слез рухнули на щеки, – прости меня, пожалуйста, прости. Скрипка… Костя каждый день играет твою мелодию на скрипке… Ты не понимаешь, – заговорила она быстрее, боязливо поглядывая через мое плечо. – Ты не виновата…

– Не извиняйся… прошу, Алка! Он же все равно был твоим женихом…

– Нет, – перебила она, вытирая фатой нос и боязливо оборачиваясь все чаще, – уходи, Кирочка! Беги отсюда!

Вот он… момент из моего сна, когда напомаженная белая ворона кидается на меня, растопырив крылья. Только Алла меня не клюнула, она схватила меня обтянутыми белым ладошками за плечи и встряхнула со всей силы:

– Беги, Кира! Беги как можно быстрее!

Мы обе слышали, как ведущий торжества трижды пригласил невесту под скрипки Мендельсона. Еще минута – и за ней кто-нибудь выйдет. Сюда. К этим стеклам, что отгораживали нас от банкетного зала.

За нашими спинами распахнулись портьеры, и меня обволок аромат ананасового вейпа и мужского парфюма.

– Кира? Ты. Здесь.

– Нет! Мой клон! – выкрикнула я Максиму, замечая, что гости за крайними столами оборачиваются, перешептываются и рассеянно пожимают плечами.

– Что тут? Боже мой, Кира… – оказалась возле нас теперь еще и Яна.

– У меня вообще-то приглашение! – попробовала я пошутить, надеясь увидеть их злость, ярость, агрессию.

Но я видела лишь страх.

Одна только Яна выглядела решительной – быстро захлопнув портьеры, загородила нас от любопытных глаз.

– Яна, проводи Аллу к жениху, – распорядился Максим.

Он уже трижды отодвинул ворот рубашки с длинными пиками торчащего воротничка. Вокруг шеи ворот был окутан сплетенным из шелковых бордовых нитей платком, напоминающих мне паучьи лапы – множество жгутов скрывались под длинным свободным пиджаком, от которого о «свободе» говорил только размер. Сам же Максим был тем самым вороном на золотой цепи.

«К жениху, не к мужу!» – обрадовалась я эгоистичной мысли, что они все еще не расписались.

– Проводить? – переспросила Яна, поправляя очки и дистанционную гарнитуру. – Я нужна Кире.

– Нет, ты ей не нужна, – отрезал Максим. – Иди. Сейчас же! Уведи Аллу! – выкрикнул он с такой силой, что задрожали ледяные фужеры на гостевых столиках.

– Нет, я не уйду, – ответила Яна, видя, как я напугана. – Я не оставлю ее с вами одну, – дрожал ее голос, но Яна не опустила глаз, перебарывая вечное молчаливое подчинение приказам.

– Пусть она останется, Максим, пожалуйста! – начала я. – Нужно поговорить.

– Нам не о чем говорить, Кириллия, – выдернул он руку, когда я прикоснулась к нему ледяными пальцами, – вы сделали свой выбор.

– Максим! Милый, куда же вы все разбежались! – показалась из-за портьер сначала полутораметровая нога, а после нее и остальное тело Роксаны. Да, вторая нога тоже была на месте, как и вырез платья до пупа (оно тоже из зимней коллекции?).

– Как сделали и вы свой, Максимилиан, – сунула я руку в карман, пока Максим смотрел на меня и в глазах его дрожала влага.

– Какого черта сюда приперлась эта? – задала самый резонный вопрос Роксана, пока Алла, Яна, Максим и я таращились друг на друга в тишине, что оказалась громче всех прошлых истерик. – Владислава Сергеевна! Вы нам нужны! Скорее! – убежала Роксана обратно через портьеры за своей «будущей свекровью».

– Наша невеста волнуется! – звучал в микрофон голос ведущего, придумывающего отмазку вызванной волоките. – Поддержим ее аплодисментами!

– Доигралась? – обернулся Максим. – Ступайте в зал, – велел он сестре и помощнице. – Я разберусь.

– Но… – попробовала снова воспротивиться Яна.

– Обе в зал! – рявкнул Максим и ускорил Яну, разворачивая ее грубым хватом за локоть, и она врезалась в спину Аллы. – Или я за себя не отвечаю.

– Прекрати! – дернула я его, отрывая от Яны, но она и Алла были вынуждены уйти, чтобы словесная ссора не перешла в рукопашную.

– Не верю, что ты здесь, – растирал Максим переносицу. – Это невозможно. Так не бывает.

– Прекрати говорить строчками кроссворда. Прекрати уже издеваться над собой и надо мной! Чего ты хотел? Вон твоя золотая девушка, зачем тебе понадобилась «серая»? Во что ты играл, Максим?

Его паучий пиджак