он – мой журавль, с которым мы больше никогда не расстанемся.

Снова нырнув под тросом, ограждающим очищенный лед, мы с Костей ускорились в скольжении на коньках. Терем серебрился в яркой звездной ночи. Нас не было, может быть, пару часов. Приглашенные на свадьбу гости разошлись по номерам, а все освещение терема потушили.

Костя достал из кармана распахнутого пальто мобильник.

– Она не звонила, – взглянул он мельком на экран. – Никто не звонил.

– Странно, – пожала я плечами, переобуваясь в брошенные на берегу озера унты.

Подбежав к первому встречному официанту, я спросила:

– Привет, я визажист Аллы Воронцовой. Вы не видели, где она?

– Так уехали!

– Алла уехала?

– Так все уехали. Все. Все Воронцовы. Вон, – кивнул он на снег, – нет свадьбы, нету.

Я посмотрела в сторону его кивка. На белом снегу лежала завязанная тем самым огромным бантом фата, что нелепо украшала голову Аллы.

– А тебе что, не заплатили? – спросил расстроенно официант.

– Нет… мы, кажется, расплатились друг с другом сполна.

Я вернулась к Косте и пересказала разговор.

– Они улетели. На своих самолетах. Наверное, уже в Якутске.

Он смотрел на экран мобильника:

– Я позвонил Алле, Максу, Яне, обоим Воронцовым, – нажал он на чей-то контакт, – «абонент временно заблокирован», и такой ответ на всех номерах.

Мои попытки ждал тот же результат. Все известные нам номера оказались заблокированы, даже водителей Олега и Жени.

– Похоже, – смотрел Костя на ставший безжизненным айсбергом терем, – всем все ясно без слов.

Костя отвел меня в свой номер. На трюмо возле зеркала стояли два ноутбука с погасшими экранами. Рядом большие мягкие наушники, микрофон и несколько дисков.

– Костя, – села я на край пуфа, – почему та машина в Калининграде взорвалась?

– Из-за груза. Я перевозил кое-что незаконное. Добытое черными копателями. Там ведь сотни военных фортов остались.

– Черепа? – предположил я, кривя рот.

– Оружие. Пистолеты Люгера 1898 года, «наганы», «кольты», «маузеры» 1895 года выпуска. И ящик гранат Ф-1. За него обещали сорок тысяч евро, но переправить нужно было срочно. Иногда я брал заказы – помощь с переездом, например. Мне позвонил друг по универу. Познакомил с Максом. Тот сунул конверт с двадцатью тысячами евро и ключи от машины. Велел срочно переправить груз.

– Он знал, что там, – понимала я, – Максим знал и подставил тебя.

– Он не мог знать, что они взорвутся, но и не сказал, что в ящике.

– Гранаты очень опасные?

– Радиус поражения пятьдесят метров. Осколочных элементов до трехсот. Безопасное расстояние двести метров. От одной.

– Костя… Только не говори, что они все…

– Все. Они взорвались сразу все. Старое оружие опасно. Его трогать нельзя, не то что перевозить. Когда очнулся в больнице, Максим сказал, что его отец отмажет меня и все уладит. Даст работу, и я смогу переехать жить и работать в Москву. А потом с ним как-то раз Алла пришла. Ее лекарственные мази затянули раны за неделю. Хирурги собирались мне кожу с ягодиц пересаживать, но все прошло. Остались только рытвины от осколочных ранений. Я был благодарен. Им всем. За то, что нанятые адвокаты подвели дело к административному нарушению, а не к уголовному. За финансирование моих проектов. За помощь с выздоровлением.

– А потом начался шантаж?

– Я был благодарен, но не влюблен. И не понимаю, зачем понадобился ей. Мы никогда не целовались и не прикасались друг к другу. Что это за мания со свадьбой? У меня нет ответа.

– И солнечный ветер его не прошепчет.

Пока Костя ходил в ресторан за едой, я сбросила верхнюю одежду до термобелья и умылась. Легла на краешек кровати, накрывшись уголком шерстяного покрывала. Мягкая подушка приятно обволокла обмороженную кожу щек, которая теперь горела. Я закрыла глаза на секундочку и, конечно, задремала.

Помню, как в комнате погас свет. Помню звяканье тарелок на столике. Кровать прогнулась, и теплая рука аккуратно меня приобняла. Костя прошептал: «Я люблю тебя, Кира».

Это был истинный голос солнечного ветра, что шептал мне правду.

Глава 17

Будь моим первым журавлем

Мы с Костей взлетели в небо вдвоем. Но не на крыльях, а банально – на самолетах.

Воронцовы и их свита по-прежнему оставались вне зоны действия сети. Они не слышали наш журавлиный клич, и мы решили с Костей, что не станем озираться на оставленную позади нас клетку: ледяную, золотую, алую.

Я сделала то, о чем просили Алла и Максим. Я убежала, пускай не понимая, от чего конкретно я бегу. Что ж, похоже, журавли и вороны не смогут научиться понимать курлыканье друг друга.

От пересадки до пересадки я только и делала, что спала. Наконец-то я могла спокойно уснуть и проснуться. Я даже стала верить, что у меня есть шансы побороться за главный приз конкурса, ведь пока мы летели, Костя поделился, что у него готовы музыкальная аранжировка и световая видеопроекция для ледового выступления.

Оставалось только придумать, что катать.

Костя рассказал, что на Фрингилле журавли, которых он окольцевал, – шестипалая самка и самец с гетерохромией – голубым оттенком глаз, – разлетелись в противоположные концы планеты. Самка зимовала в Индии, а самец на Ближнем Востоке. Но в один день и час они вернулись на Куршскую косу и встретились на берегу золотого песчаного пляжа, на песке, что поет от прикосновений.

Я представляла нас с Костей теми самыми птицами. У Кости голубые глаза, а у меня шесть пальцев. Когда-то давно он видел меня на детской площадке. Мы встретились там, разлетевшись на восемь лет. Повзрослев, оперившись, снова нашлись. Мы встретились внутри огромного мира, внутри чужого гнезда, и пусть не без ущерба, но были готовы вить отношения из прутиков своей собственной жизни.

В Москве организаторами «Сверх» у меня была забронирована гостиница, куда мы с Костей приехали после аэропорта.

До выступления оставалось шесть часов.

– Съезжу в кастрюльную квартиру, – положил Костя ключи от номера на тумбочку, – заберу кое-какие вещи, а ты пока прими душ. Отдохни.

– Костя, я отдыхала двенадцать часов, пока мы летели.

– Точно решила выступать без костюма?

– Буду выступать такой, какая есть. В рваных джинсах, огромной шапке и белой футболке.

Он подошел и аккуратно меня поцеловал, как будто орел прикасается к клюву птички-пеночки весом четыре грамма. (По ходу, мне пора на орнитолога учиться. Что-то зачастили в голову птичьи аллегории… но что поделать, если мы журавли.)

Намыливая волосы шампунем, я услышала звонок мобильника. Трубка лежала возле раковины. Выключив напор воды, перешагнула ограждение душа, торопливо отвечая: вдруг это кто-то из Воронцовых звонит?

– Кира, они перенесли твое время, – раздался