тяжело дышал. Одежда и даже лицо его с левой стороны были вымазаны грязью от падения с лошади. Хромота, надо думать, оттуда же, а может, споткнулся уже в лесу, в яме ногу подвернул. Волосы и борода всклокочены, в глазах горит безумие.

Но все это Бер заметил лишь мельком, а главное, что бросилось ему в глаза – сулица в руке Градимира. Сперва он отметил ее знакомый вид – и лишь потом понял: да это же одна из его собственных, тех, со змеем на лезвии и на древке!

Но как она к нему попала? Градимир никак не мог украсть одну из этих сулиц. Мелькнула дикая мысль, что оружие ему дали двое мертвых товарищей – Агнар и Грим, в чью могилу забили две таких же. Но как – ночью пришли с подарком?

Там, где в дело замешан Бог Повешенных, возможно все…

– Думаешь, догнал, бабкин внук? – хрипло крикнул Градимир. Их с Бером разделяло шагов двадцать. – А хрен тебе. За нами – Один. Не за тобой. Он отдал Святославу всю власть над русью. Святослав – человек Одина, а вы все – мелкая мошка перед ним. Он добьется славы… Сам Всеотец проложит ему дорогу. И раздавит всех, кто станет мешать, как червей. На будет на земле Русской воина славнее князя нашего. Всеотец даст ему славу вечную, неизбывную – и у него есть чем за нее заплатить. А не у тебя. Неудачники вроде тебя Всеотцу не нужны. Хочешь убить меня? Ну, попробуй. Посмотрим еще, кто из нас первым окажется у Одина.

Слушая эту речь, Бер поднял лук и прицелился. Краем сознания он понимал, что Градимир одержим – не своими словами тот сейчас говорит, в него вошел Один. А значит, пустив стрелу, Бер выстрелит в самого Бога Воронов. Внутри разливался холод, но ему навстречу текло жаркое чувство решимости. Даже вмешательство Одина не отменяет долга мести. С ужасом и восторгом ощущая себя противником самого Одина, Бер и не думал опустить лук. Он знает свой долг – и будь что будет.

– Ждешь, я стану для тебя жалкой дичью, легкой добычей? – продолжал Градимир. По мере этой речи он медленно, шаг за шагом, пробирался между кочками обратно к сухому месту, и теперь его и Бера разделяло всего шагов двенадцать. – Не дождешься. У меня есть вот этот зуб, – он тряхнул сулицей, – я тоже могу кусаться! Зуб мертвецов! Ступай за ними!

Он вскинул сулицу, явно намереваясь бросить ее в Бера; в тот же миг Бер пустил стрелу.

С такого расстояния не промахнулся бы и десятилетний. Градимир не успел вскинуть сулицу, как стрела ударила его прямо в грудь.

Сила удара отбросила Градимира назад; все видели, как дрожит торчащее посередине его груди оперенное древко стрелы. Но вместо того чтобы упасть навзничь – он вдруг взмыл в воздух! Его ноги оторвались от земли, неведомая сила подняла его над кочками на высоту человеческого роста, быстро перевернула… и Градимир исчез!

Под изумленные крики зрителей в воздухе крутанулась огромная птица – лебедь цвета светло-бурого дыма, с белыми перьями на груди и боках. Резкий крик перекрыл людские голоса, широкие крылья на миг заслонили дальний край поляны – лебедь описал круг и взлетел выше, к вершинам елей.

Кто-то в испуге бросился назад, под укрытие ветвей. Бер подался вперед, но запнулся о кочку и упал на колени. Лебедь описал еще круг в вышине над поляной, раздался пронзительный, скрипучий, ликующий крик…

Вальгест, завороженно наблюдавший за птицей, вдруг опомнился. Сжав кулаки, пробежал несколько шагов вперед, но остановился и поднял голову. И выкрикнул в небеса одно-единственное слово:

– Альвит!

Голос его, полный изумления, ярости, досады, разнесся над поляной, отразился от елей, раскатился громом и вызвал многократное гневное эхо в лесу.

Словно в ответ ему, с неба слетело, кружась в потоках воздуха, небольшое лебединое перо цвета бурого дыма…

* * *

Настала ночь, но в Видимире не ложились спать, ожидая возвращения ловцов. Хозяева тревожились о Хавстейне, Хельга беспокоилась и за Бера, успев к нему привязаться. Вефрид, Рагнар, Правена с Лельчей, оставленные дома отроки Бера в темноте бродили по боевому ходу, то и дело останавливаясь и вслушивались в ночь. Вполголоса обменивались разными предположениями. Вефрид прикидывалась, будто волнуется о брате, но на самом деле чувства ее были сложнее. Утром она была полна торжества от успеха, что сумела направить преследователей по ложному пути и тем выиграть время для Градимира. Теперь на смену ему пришли сомнение, смятение, беспокойство. Куда Бера с товарищами завела погоня? Им не понадобилось бы много времени, чтобы догнать какого-нибудь Зворыгу из Кострецов, что переехал верхом через ручей, убедиться в ошибке и вернуться. Они возвратились к Тихомиле, и что там произошло? Старуха выдала всех – и Градимира, и Вефрид? Едва ли – она не пожертвует своей дочерью, которая и нашла Градимира в лесу. Тихомила будет молчать как камень. Беру со спутниками придется искать след самим. Нашли они его? Или все еще ищут? Но они не готовились к походу на несколько дней.

А если они беглеца настигли… В одиночку Градимир едва ли смог противиться целой дружине из восьми человек. Но он ведь не весняк какой – он боярин, воинского рода, из княжьей гридьбы. Правена много могла рассказать о его семье. Он был в походе Ингвара на смолянские земли, потом участвовал в битве, когда Ингваровы гриди разбили Свенельдовых оружников, перешедших на сторону древлян. Слабаком его не назовешь. Мог придумать что-нибудь, сесть в засаду, нанести урон преследователям… Какой?

Что если окажется… что Хавстейн убит? Или ранен? Или Бер… От этой мысли обрывалось в груди и холодело на сердце. Только сейчас, на забороле, глядя в темнеющее небо и слушая крики ночных птиц в лесу, Вефрид осознала, в какое серьезное дело ввязалась. Это не те игры, когда она деревянным мечом рубила крапиву, воображая себя воительницей и чародейкой Сванхвит. Здесь идет речь о кровной мести, о нешуточной борьбе за жизнь. Зачем она в это вмешалась? Из детского соперничества с Бером, который и не подозревает, что нашел в ней соперницу? Но он, мужчина, занят не играми, а делом кровной мести! Чреватом настоящими смертями! Что если она по глупости помогла врагу Бера и тем поставила под удар собственного брата?

Однако своим решением она спасла человеческую жизнь. Градимир сказал и даже Перуном поклялся, что не причастен к смерти Улеба. Значит, убить его было бы несправедливо? Довольно с них Коля, то