За давностью лет я подзабыла, какие у меня возникли чувства в ответ на столь возмутительное предложение, но прекрасно помню, что наотрез отказалась делать что-то подобное. Потом, видя, как в нем закипает ярость, добавила, что в письме к сэру Джону я готова выразить сожаление от имени Его Величества, но сваливать вину на людей, не имеющих к этому делу никакого отношения, я не стану. Это привело короля в неописуемое бешенство. Имея огромный талант к оскорблениям, он попытался сломить меня угрозами. Но во мне проснулся столь же сильный дух противоречия. Я удалилась из дворца и стала терпеливо ждать дальнейших событий, твердо решив в любом случае не менять своей позиции.

Гнев Его Величества не знал границ. Пока я сидела дома и дрожала от беспокойства и страха, понимая, что многие приближенные ко двору судьи, магистраты и чиновники только и мечтают о том, чтобы меня казнили – обезглавили или утопили, король опустился до того, что обвинил меня в краже книги, отсутствие которой в библиотеке якобы он только что случайно обнаружил, а также в том, что я отдаю предпочтение британскому консулу перед его американским коллегой, в ту пору проживавшим в Бангкоке. В доказательство второго обвинения он утверждал, что я поместила фамилию американского консула в нижней части королевского циркуляра, а собственную фамилию и фамилию британского чиновника в верхней его части.

Этот циркуляр, действительно оскорбительный для американского консула, к счастью, хранился у почтенного [159] господина Буша; он был написан рукой короля, почерк которого был хорошо известен всем заинтересованным лицам. Эти обвинения, а также другие, менее значительные, – в том, что я позволяю себе не повиноваться королю, перечу ему, ворчу на Его Величество, отношусь к нему без должного уважения (стою, когда он сидит, плохо думаю о нем, поношу его, называю злым и порочным человеком), – король повелел перечислить в письменном виде и доставить мне. Видимо, рассчитывал, что я сразу же устыжусь своей неблагодарности и, дабы искупить вину, незамедлительно исполню его желания. Секретарь, доставивший этот документ в мой дом, пришел в сопровождении нескольких рабынь, которые стали умолять меня, от имени своих госпож – жен «Небесного правителя», – уступить и сделать все, что от меня требуется.

Видя, что эта стрела в цель не попала, секретарь, человек весьма изобретательный, натянул на лук другую тетиву. Он попытался меня подкупить и потратил на это «благородное» дело целых два часа. В конце концов он ушел, пребывая в полном убеждении, что предложенная сумма оказалась недостаточной для алчной ненасытной европейской женщины. Он был в отчаянии, жалел себя, ибо возвращался к королю с дурной вестью.

На следующее утро мы с сыном, как всегда, подошли к внутренним воротам дворца, которые вели в школу, и были встречены группой хулиганов и солдат. Они с угрозами вытолкнули нас за ворота и даже хотели забросать камнями. Боюсь представить, какой могла бы быть наша судьба, если бы нас не спасла толпа беднейших рабов, которые в это время собрались у ворот, ожидая их открытия. Они обступили нас со всех сторон и проводили до дома. Да, для нас это было страшное время. Я чувствовала, что жизни моей угрожает серьезная опасность. К нам в дом постоянно ломился какой-то сброд, мужчины и женщины. Противостоять им было трудно, и некоторое время спустя я закрыла двери и окна на засовы, установила двойные замки и дополнительные задвижки. Я стала донельзя нервной и взвинченной, какой прежде никогда не была.

Моим первым порывом было написать письмо британскому консулу и потребовать защиты, но это было бы проявлением малодушия. Тем не менее письмо это я составила, чтобы послать его при первом же покушении на наши жизни и свободу. Я также отправила послание господину Бушу с просьбой незамедлительно отыскать пресловутый циркуляр и доставить его мне домой. Он явился в тот же вечер и принес этот документ. С большим трудом я уговорила секретаря короля – нас с ним связывали дружеские отношения, поскольку нам нередко приходилось помогать друг другу, когда обстоятельства складывались не в его или не в мою пользу – устроить господину Бушу встречу с королем.

Придя на аудиенцию, господин Буш просто протянул Его Величеству циркуляр и сказал: «Мэм просила передать вам это». Увидев заголовок документа, Его Величество изменился в лице. В недоумении он смотрел на моего друга, словно ждал объяснений, каковых не последовало, поскольку я не сообщила ему ничего на этот счет.

И в довершение всего, как раз в тот момент, когда король озадаченно потирал лоб – он, мол, забыл, что сам написал этот циркуляр, – одна из маленьких принцесс приползла в комнату с пропавшей книгой из королевской библиотеки. Книга нашлась в одной из многочисленных спален короля, лежала возле его подушки, – как нельзя вовремя!

Господин Буш вскоре вернулся и передал мне заверения Его Величества в сердечном примирении; но я все еще сомневалась в искренности короля и несколько недель не появлялась во дворце. Однако когда прибыл пароход «Чао Пхья» с почтой и король официально призвал меня вернуться к исполнению должностных обязанностей, я спокойно повиновалась, не намекая на прежние обиды.

Я работала за своим обычным столом, что-то переписывала, когда Его Величество подошел ко мне и обратился с такими словами:

– Мэм! С вами очень трудно. Я очень рад и доволен вами, но вы слишком своевольны. Вам не хватает мудрости. Почему вы так несговорчивы? Ведь вы всего лишь женщина. Очень плохо, что вы бываете такой упрямой. Надеюсь, вы не станете возражать, если я попрошу вас написать сэру Джону и заверить его, что я его добрый друг?

– Ни в коем случае, – ответила я, – если это будет просто письмо с выражением добрых пожеланий от имени Вашего Величества.

Я написала письмо и представила ему на утверждение. Он вряд ли был удовлетворен, так как вернул мне письмо, многозначительно хмыкнув, и удалился, чтобы выместить свое недовольство на ком-нибудь, кто не имел к этому делу никакого отношения.

Некоторое время спустя от сэра Джона Боуринга был получен очень любезный, но многозначительный ответ (адресованный особе, с которой Его Величеству «очень трудно»):

КЛЭРМОНТ, ЭКСЕТЕР,

30 июня 1867 г.

ДОРОГАЯ МАДАМ: Ваше письмо от 12 мая требует от меня учтивого ответа. Я абсолютно убежден, что мой давний друг король Сиама ни за что не позволил бы себе проявить пренебрежительное и даже недоброе отношение к моей особе. Надеюсь, мне представится возможность доказать Его Величеству, что я