– Я слышал, – Волошек покачал венгерским вбокале, – что во Вроцлаве на тебя наложили анафему. Так что добропожаловать в братство! Сейчас мы мало того, что товарищи, жаки[140]с пражского Каролинума, но и оба под анафемой. Мне досталось за соглашение свами, ясное дело. И за то, что я тогда тому ксендзу дубинкой череп проломил. Номне плевать на их анафемы. Могут проклинать до Судного дня, имел я их. Меня,приятель, и так с помпой Меньшие Братья в отстроенном глогувецком конвентепохоронят, в крипте, будут петь над гробом, молиться, жечь свечи и ладан.Полная помпа и парад будут, не знаю, курва, почтят ли так епископа, когда онпротянет ноги, что, впрочем, дай нам Боже как можно быстрее. Ты удивляешься,откуда я это знаю: о своем погребении. Есть у меня, браток, один прорицатель вуслужении, sortiarius и чародей.[141] Такой он, правда,мелковатый чародеешка, кур и уток ловит, потрошит, по потрохам будущеепредвидит. Но предвидит удачно, надо признать.

– Так это он, этот гаруспик,[142]такие похороны тебе наворожил? Дайка угадаю: в преклонном возрасте? Послесчастливой жизни? В славе и богатстве? Дайка угадаю: платишь ему щедро?Обеспечиваешь благосостояние семьи, родственников и знакомых?

– Ты зря ехидничаешь, – нахмурился князь. –Вещун вещал не для выгоды и не для того, чтобы подлизаться. Потому что непобоялся предсказать мне такие вещи, за которые я его едва не приказал волочитьконями. Он предсказал мне… А, это не твое дело. Впрочем, что должно быть, тобудет. Судьбу не изменишь.

– Но судьбой можно управлять.

– На это, откровенно говоря, я и рассчитываю, –признался Волошек. – Чародей, разумеется, предсказал мне по утиной требухежизнь долгую и в достатке, потом смерть в славе и почете, и пышные похороны. Ноя по этому поводу не стану почивать на лаврах и пассивно ожидать тогонапророченного счастья. Я хочу управлять судьбой. Мир стоит на распутье, самзнаешь. Силезия тоже оказалась на распутье. Я вроде знаю, что хочу делать,решение почти принял. Но сначала хотел с тобой повстречаться, как со старымтоварищем. Поэтому потребовал, чтобы ты был в посольстве. Доверяю тебе.

Рейневан глотнул венгерского без комментариев.

– Ровно год тому, – продолжил Волошек, – надСтрадуней, когда как и сегодня на вербе цвели котики, ты мне рассказывал ореволюции. О колеснице истории, которая вихрем сметает Старое, чтобы освободитьместо для Нового. Ты мне советовал, чтобы я присоединялся к победителям, потомучто побежденным горе, а победителей ожидает слава, власть и могущество.Расстилал миражи предо мной. Прошел год. Сегодня Великая Суббота. Завтра Пасха.Прибыл Бедржих из Стражницы, посол от Прокопа. С пропозицией, с конкретнымпредложением. Я хочу знать, честная ли это игра? Рейневан? Должен ли язаключать союз с Прокопом и Корыбутовичем?

Болько Волошек, хозяин Глогувека, наследник опольскогокняжества, Пяст из Пястов, впился в Рейневана пронзительным взглядом.

Рейневан не опустил глаза.

– Заключая союз с Табором, – серьезно спросилкнязь, – я сяду на колесницу истории или оступлюсь в пропасть? Чтопредставляет собой это грядущее и взлелеянное в мечтах Новое? Рай? Илиапокалипсис, который провозгласит: «Горе победителям наравне в побежденными»?Должен ли я заключать союз с Прокопом и Бедржихом, с их идеей, с их верой?Положи руку на сердце, Рейнмар, посмотри мне в глаза. И скажи как другу, кактоварищу с универа, ответь одним словом: да или нет? Я затаил дыхание.

* * *

Светлое Христово Воскресение с самого рассветаприветствовало Глогувек солнцем, весенним теплом и пением птиц. Раззвонилиськолокола, тронулась процессия пасхальной заутреней.

Surrexit Dominus, surrexit vere

Et apparuit Simoni

Alleluia, alleluia!

Процессию вел настоятель миноритов и одновременноколегиатский лектор. За ним следовали другие Меньшие Братья. За ними шлирыцари, судя по гербам, в основном польские. За ними знать, горожане, купцы.Немногочисленные, которые остались в разрушенном и лишенным значения городе.

Advenisti desiderabilis,

quem expectabamus in tenebris,

ut educeres hac nocte vinculatos de claustris.

Te nostra vocabant suspiria,

te larga requirebant lamenta…

Alleluia![143]

Процессия подошла к монастырю францискацев. Волошекпреднамеренно выбрал это место. Вид побитых, обгорелых, но по большей частиуцелевших стен должен был нести послание. Он должен был напоминать, благодарякому и чему эти стены стоят, как прежде.

Из свиты выступил герольд, одетый в табарт[144]со знаком золотого опольского орла. Подождав, пока стихнет шум и гам и настанетполная тишина, герольд развернул обвешанный печатями пергамент.

– In nomine Sancte et Individue Trinitatis, amen, –громко прочитал он. – Nos Boleslaus filius Boleslae, Dei gratia dominusGlogovie et dux futurus Oppoliensis, significamus praesentibus litterisnostris, quorum interest, universis et singulis.[145]

– Уведомляем, что для спасения мира, земли и нашихподданных мы даем обет и клятву союза, братства оружия и веры с СообществомТабора и всеми союзниками Табора. Клянемся верно стоять на стороне Табора исовместно бороться за мир и стабилизацию, то есть совместно нападать на других,стабилизации препятствующих.

Настоятель францисканцев побледнел, стал белым, как саванпокойника, похоже выглядели остальные монахи и священники. Хотя князьпредварительно подготовил их к тому, что должно было произойти, шока они неизбежали.

– В награду и для компенсации настоящему союзу земли икрепости наши, в дополнении перечисленные, Табору даруем, за исключением тех,которые для себя оговариваем. Взамен Табор обещает нам земли и крепости вдополнении перечисленные, а ныне другим принадлежащие, которые мы в борьбе замир у нынешних владельцев отберем.