– Не имел, – заверил вместо РейневанаБедржих. – А я, уважаемые господа, так до сих пор и не знаю, от чьегоимени едут в Чехию те значительные персоны, на встречу с которыми мынаправляемся в Затор. И которым мы должны будем служить эскортом.

– Едут от имени Польского Королевства, – нахмурилтемные брови Спитек из Мельштына. – Это я вам заявляю. Думайте, чтохотите, но Польша одна, а ее благо – превыше всего. Если с королями, князьями,епископами – хорошо. Но если надо, то и несмотря на королей и епископов.

– Несмотря? – Бедржих улыбнулся уголкамигуб. – Это вроде сигнала к бунту, пан Мельштынский. Бунт у вас в голове?

– Нет, не бунт. Конфедерация. Щит, приют, святынязолотой свободы нашей.[155] Привилегии нашего рыцарского сословия.Для того, чтобы положить конец ошибочному курсу общего дела или превышениювласти, будь то королевской или церковной, чтобы удержать порядок в королевствес плохим правлением, где тормозится прогресс либо просто толкают к погибели,необходимы срочные меры. Эффективные. Боевые. Потому что бывает зло, котороедоходит до крайности, и тогда крайне требуется срочное лекарство, чтобы его,как бы то ни было, вылечить. Как бы то ни было. Даже мечом.

– Прозвучало серьезно.

– Знаю.

– Господа, – Шарлей привстал в стременах. –За рекою – пшчинская земля.

– Мы должны быть бдительными, – сказалБедржих. – Тут рьяно охотятся на гуситов и их союзников. Вдова на Пшчинещедро за схваченных платит.

– Она всё еще вдова? – удивился Сестшенец. –Судачили, что вышла за Пшемка Опавского.

– Пшемко, – сказал проповедник, – размышлялнад женитьбой. Вопервых, благодаря браку с вдовой он присоединил бы пшчинскийнадел к Опаве. Вовторых, вдовушка – великолепный экземпляр бабенки, не самоймолодой, правда, но здоровой и сладострастной литвинки. Кто знает, может,именно старый Пшемко этого и испугался, что в постели не справится. Как бы тамни было, но в жены он взял себе какую-то боснийку, а вдова осталась на Пшчиневдовой. Но сплетни ходили так упорно, что многие ее уже просто видели женойПшемка. А поскольку боснийку тоже случайно зовут Хеленой, то некоторые ипутают.

– Хелена из Пшчины, – уточнил Рейневан, – этородная сестра Сигизмунда Корыбута?

– Именно так, – подтвердил Спитек. – ДочьДимитрия Корыбута Ольгердовича. Племянница короля Ягеллы.

– Племянница или нет, – оборвал резкоБедржих, – но остерегаться ее мы должна, как дьявола. Вперед, ходу! Чембыстрее удалимся от Пшчины, тем лучше.

– Справимся, – чмокнул вороному Шарлей. – Досих пор шло нам, как по маслу.

Он погорячился.

* * *

– Господин! – закричал один из моравцев,выставленных в дозор за изгородью корчмы, в которой они остановились, чтобыприобрести фураж. – Господин! Кто-то едет!

– Вооруженные! – объявил второй. – Околодюжины коней…

– Собраться, оружие наготове, – скомандовалБедржих. – Сохранять спокойствие, может, пройдут мимо.

Сестшенец отцепил от седла тяжелый чекан,[156]засунул черенок сзади за пояс. Спитек подтянул рукоять меча поближе к руке, ноприкрыл оружие плащом. Моравцы поспешно отвязывали коней от коновязи. Самсонзакрыл дверь корчмы и оперся на нее.

Шарлей схватил Рейневана за плечо.

– Возьми это.

Врученное ему оружие было арбалетом. Охотничьим, с красивойинтарсией[157] на прикладе. Со стальным лучищем, но довольнолегким. Натягивался немецким воротком, зубчатой рейкой.

На тракте зацокали копыта, заржал конь, в шеренге кривыхверб показался отряд из тринадцати вооруженных, шагом направляющихся в сторонуПшчины.

– Пройдут, – пробормотал Бедржих, – или непройдут?

Не прошли. Въехали на майдан. Сразу можно было сообразить,что это не обычные кнехты, обмундирование и оружие указывали, что это наемники.Рейневан заметил, что они ведут пленного. Возле одного из коней, на веревке,соединяющей связанные руки с лукой седла, бежал трусцой человек.

Командир разъезда, усатый и с тонким лицом, смерил Бедржихаи компанию злым взглядом. Пленник возле коня отвернулся. А Рейневаннепроизвольно открыл рот.

Пленником был Бруно Шиллинг. Черный Всадник, ренегат,дезертир из Роты Смерти.

Он сразу узнал Рейневана. В его глазах запылал огонь, злойогонь, лицо его напряглось и скорчило такую гримасу, какую Рейневан не видел унего раньше, ни разу, ни во время путешествия над Ользой, ни во время шестидней допросов в Совиньце. Он сразу понял, чту эта гримаса означает.

– Это гуситы! – закричал Шиллинг, дергаяверевкой. – Они! Эти люди! Это гуситы! Чешские шпионы! Эй! Вы что, неслышите, что я говорю?

– Чего? – грубо спросил командир разъезда. –Ну, что там?

– Это гуситские шпионы! – Шиллинг даже оплевалсебя. – Точно, я их знаю. Меня вы связали, хоть я и невиновен. А этонастоящие преступники. Арестуйте их! Закуйте в кандалы!

Спитек из Мельштына побледнел и сжал зубы, рука Сестшенцамгновенно потянулась к рукояти. Бедржих глазами подал сигнал своим моравцам.

Шарлей снял шапку, вышел вперед.

– Ну и хитрюга же, – сказал он весело. –Языкастого злодея вы поймали, господа военные, что и говорить! Чтобы спастисобственную шкуру, он берется других очернять. Дайте-ка вы ему там в Пшчинебатогов, господин офицер, не поскупитесь на удары такому сыну! Пусть знает, какклеветникам бывает!

– А вы, – рявкнул усатый, – кто такие?

– Мы купцы из Эльблонга, – спокойно заявил Бедржихиз Стражницы. – Возвращаемся из Венгрии…

– Из вас такие купцы, как из нас монашки.

– Ручаюсь…

– Врет! – крикнул Шиллинг. – Это гусит!