– Мы уже поделили, как видите, – сказал онполякам, – Верхнюю Силезию между собой. Корыбуту достанется Гливице,таборитам Бедржиха – Немча и что там еще только вырвут у епископа. Княжествоопольское, понятное дело, тоже должно что-то поиметь. Причем много. Я хочунамысловские земли, Ключборк, Рыбник и Пшчину. И половину Бытома, ту, которуюсейчас держит тот гребаный крестоносец, Конрад Белый, самый младший братикепископа. Пограничные столбы, как мне обещали, будут передвинуты в пользупобедителей. Ну, тогда давайте побеждать и передвигать!

– Может, завтра, – возразил Миколай КорничСестшенец. – Потому что я так объелся обпился, что не встать.

– А послезавтра нам в дорогу, – заявил Спитек изМельштына. – Не так ли, пан Бедржих? Пан Рейневан? Нам ведь вместепутешествовать.

Рейневан посмотрел на Бедржиха, вопросительно поднял брови.Проповедник вздохнул.

– Мы поедем назад под Ратибор, – сказал он. –А оттуда на краковский тракт.

– Краковский тракт, говоришь. В Польшу, значит?

– Посмотрим.

– Ты, Рейневан, все время насупленный, – обратилвнимание уже красный от вина Волошек. – Сейчас Пасха, День ВоскресенияГосподнего. Весна, изменения в природе, изменения в политике, Новое приходит,Старое уходит, lux perpetua тьму разгоняет, Добро пробеждает, Зло бежит, силабоится. Ангелы радуются, поют под небеса, Gloria, Gloria in excelsis,[152] борзая ощенилась, а самая красивая из придворных супругикняжны дала наконец себя потрахать. Короче, радуется тело, радуется душа,радуйтесь tandem[153] все заодно, радуйся и ты, Рейневан.Радуйся, черт возьми. Пей, давай чекнемся. И говори, что тебя гложет, студент.

Рейневан рассказал, что его гложет.

– Инквизиция похитила у тебя девку? – нахмурилброви князь. – Гжегож Гейнче опустился до хищения? Не могу поверить. Еслиб епископ Конрад, тот ни перед чем не останавливается… Но Грегориус? Нашдружбан из Каролинума? Хм, времена меняются, люди тоже. Слушай, брат, ты жеменя поддержал, помог принять решение. Вот и я тебе помогу. У меня естьисточники информации, есть свои люди, удивился бы епископ, если бы знал,насколько близки ему, удивился бы и Гейнче. Ютта де Апольда, говоришь? Прикажу,чтобы навострили уши на это имя. В конце концов, кто-то на след выйдет,все-таки надолго ничего нельзя спрятать, правильно говорит пословица: quicquidnix celat, solit calor omne revelat.[154]

– Святая правда, – подтвердил, странно улыбаясь,Бедржих из Стражницы.

* * *

Выступать на заре стало уже традицией миссии, и этот разтоже не стал исключением. Не успело солнце в полной мере подняться над туманом,они были уже далеко от Глогувека и быстро направлялись на восток. Вскоредобрались до распутья.

– Бедржих? Куда теперь? – спросил с невинной минойдемерит.

– На Ратибор. А оттуда краковским трактом на Затор. Я жговорил.

– Мы знаем то, что ты говорил вчера. Я спрашиваю, кудаедем сегодня?

– Не перегибай палку, Шарлей.

Итак, они ехали на Ратибор, к краковскому тракту. Их отрядстал больше на двух польских рыцарей и их оруженосцев. А вокруг весна разошласьвовсю.

– Господин Рейневан?

– Слушаю вас, пан из Мельштына.

– Вы немец…

– Я не немец. Я силезец.

– Значит, вы не чех, – подвел итог Спитек. –Что же в таком случае вас привлекает в учении Гуса? Как получилось, что выстали на их сторону?

– Шла борьба добра со злом. Когда пришлось выбирать,когда я был обязан выбирать, я выбрал добро.

– Обязан? Можно ведь было не становиться ни на одну изсторон.

– Быть нейтральным в борьбе добра со злом – это принятьсторону зла.

– Слушай внимательно, Миколай, – обратился ковторому рыцарю Спитек из Мельштына. – Слушай, что он говорит.

– Да слушаю, – подтвердил Сестшенец. – Нотакже слушаю слухи. А о тебе слухи ходят, что ты магией занимаешься, господиниз Белявы. Что ты чародей.

– Никто другой, – ответил спокойноРейневан, – а трое волхвов первыми приветствовали Иисуса в Вифлиеме.Поднося ему миро, ладан и золото.

– Ты скажи это Инквизиции.

– Инквизиция это знает.

– Может, – вмешался Спитек из Мельштына, –сменим тему.

– Очень ловко вы поделили между собой ВерхнююСилезию, – иронично заметил Сестшенец. – Ловко, бойко и с размахом.Табор, Волошек, Корыбутович уже и шкуру медведя поделили. А где интересПольской Короны?

– Так уж за этот интерес у вас душа болит? – с неменьшей иронией спросил Бедржих. – Так уж о нем заботитесь?

– Трудно будет реализовать ваши замыслы, если Польша ихне поддержит. Будут ли польские интересы поддерживаться?

– Трудно определить, – согласился Бедржих. –Потому что с Польшей та же проблема, что и всегда: неизвестно, что это и ктоэто. Ягелло? Сыновья Ягеллы? Сонька Гольшанская? Витольд? Епископ ЗбышкоОлесницкий? Шафранцы? В Польше каждый, кто у власти, имеет свои собственные,частные интересы и неизменно собственный интерес называет благом отчизны, так увас извечно было, и так во веки веков будет. Вы спрашиваете, пан Корнич, гдеинтерес Польской Короны. А я спрашиваю: чей именно интерес вы имеете ввиду?

Сестшенец фыркнул, натянул поводья своего коня.

– Пан Бедржих! Мы всего лишь посланцы на службезначительных персон, эскорт важных государственных деятелей. Наше делоэскортировать. А дела понастоящему важные государственные деятели едутобсуждать с государственными деятелями.

– О том, что произошло в Луцке, – ответилБедржих, – известно не только деятелям. И не только они видят, что сейчасв Польше творится. Епископ Олесницкий преследует польских гуситов, толкаетЯгеллу к походу на Чехию. Витольд скоро коронуется на короля Литвы…

– Коронации не будет, – вмешался Рейневан. –Можете мне верить.

– Естественно, что нет. – Сестшенец посмотрел нанего пронзительно. – Папа не допустит. А может, вы что-то другое имеливвиду?