пожелает их перевести туда для борьбы с датчанами. Наше правительство, вместо помощи деньгами и военной силой, старалось воздействовать на финское население преимущественно «плакатами» и советами. Плакаты должны были распространять Спренгтпортен в Олонце и генерал Михельсон около Кюмени. Денежные отпуски были до жалости скудны. В конце августа 1788 г. Екатерина уведомила гр. Мусин-Пушкина, что ему высылается 5 тыс. червонных; но из них одна тысяча предназначалась Спренгтпортену; остальные деньги надлежало раздать в пособие «благонамеренным финляндцам», «по мере усердия каждого и деятельных услуг, Нам оказанных». Из агентов, услугами которых пользовались тогда русские, известны лишь пастор Карл Андрей Киерульф, — проживавший затем в России под именем «иностранца Миллера», — и Тизенгаузен. Последний уговаривал шведские войска положиться во всем на Императрицу, отправить к ней прошение от представителей сословий, а желавшим переселиться в русскую Финляндию обещал свободу богослужения, полное освобождение от налогов и вознаграждение расходов по переезду.

Кроме того, русская политика допустила большую ошибку: она поддерживала сепаратистские стремления Спренгтпортена и Йегергорна, в предположении, что они являлись руководителями сильной партии финляндской независимости. Меледу тем за их спиной находилась лишь небольшая кучка людей. Они были богаты лишь собственной необузданной фантазией и умели громоздить и наслаивать слова и проекты. Если бы петербургский двор догадался поддержать конституционалистов — результат борьбы с Густавом III был бы иной. Конституционалистов насчитывалось много и в армии, и в Стокгольме. Но Екатерина, поверив Спренгтпортену, держалась раз избранного направления. В начале она надеялась, что финляндцы откажутся от подданства «вероломцу» и кончат тем, что соберут свой сейм.

Наибольшую реальную пользу наше правительство извлекло из действий бесхарактерного полковника Гастфера, стоявшего во главе саволакской бригады.

Это был любимец короля. Густав облагодетельствовал его своими милостями и вниманием. В свою очередь Гастфер, проявляя расположение к королю и первый с бригадой перешел границу. На его долю досталась осада небольшой крепости Нейшлота.

Но обстоятельства сблизили его с Спренгтпортеном и Гюнцелем. — Последний грозил Гастферу приближением сильного русского отряда, обещал, в случае отступлении от Нейшлота, обезопасить его от преследования и т. п. Императрица приказала Гюнцелю сообщить всю свою переписку с Гастфером для сведения Спренгтпортену, который, чрез Йегергорна, должен был споспешествовать, чтобы и «проше финцы и швецы также мемориал свой прислали». Получив от Спренгтпортена уйму пустых блестящих обещаний, Гастфер дал слово содействовать плану отторжения Финляндии от Швеции. Из шведских военных начальников Гастфер оказался единственным, согласившимся на подобный план.

10-21 Августа, Гастфер без крайней надобности снял осаду Нейшлота.

Душа этого типичного изменника излилась в многочисленных письмах, которыми он обменивался со Спренгтпортеном — «старым своим другом, доброе сердце и отзывчивость которого», по признанию Гастфера, давно были ему известны.

Прекратив осаду Нейшлота вопреки положительного приказания короля, Гастфер поспешил написать своему другу: «Я оказал её величеству услугу... Я пожертвовал собой и сделал это за её милостивый поклон, которым она удостоила меня в 1783 г. (в Фридрихсгаме) и память о коем мне очень дорога». Гастфер естественно надеется, что его отступление от крепости в достаточной мере удостоверит его образ мыслей. «Узнай теперь более, чем когда-либо прежде, — сообщал он Спренгтпортену, — что интересы Финляндии, нашего дорогого отечества, соединяются с интересами дружбы». Подозрительным союзникам нужно было о многом договориться и согласовать свои действия, почему Гастфер просил устроить тайное свидание: «то весьма необходимо, дабы я мог принести возможно более пользы».

Свидание состоялось под покровом ночи (9-20 сентября) перед русскими аванпостами, недалеко от пролива Пумала. Гастфер добивался получить известную сумму денег и просил своего друга выхлопотать у Императрицы приличное место службы, а на случай неудачи всего задуманного предприятия, некоторых гарантий своей личности. Спренгтпортен в обильном словоизлиянии с избытком обещал исполнить все его желания.

Чтобы отогнать малейшую тень каких-либо сомнений Императрицы и Спренгтпортена относительно своего поведения, Гастфер, во время этого свидания, передал другу, в оригинале, четыре записки Густава III, касавшиеся войны, а затем собственноручно составил и подписал обязательство, лично и при посредстве своих единомышленников в подчиненных ему войсках, содействовать осуществлению проекта независимости Финляндии, под покровительством Императрицы. «Делаю это в уверенности принести моему дорогому отечеству твердое и прочное счастье и навсегда покончить с спорами, разъединяющими две нации»... «Закладываю свое честное слово и льщу себя надеждой лично от Императрицы получить помощь и покровительство, которые мое рвение на пользу её интересов в этом случае заслуживают».

Спренгтпортен был в восторге от достигнутого успеха и из Фридрихсгама поспешил (10-21 сент.) отправить к Императрице письмо, полное самых радужных надежд. Он особенно радовался, что успел привлечь этого офицера, обладавшего веселым правом, мужеством и энергией. — «Благодаря обещанию Гастфера, — продолжал свой доклад Спренгтпортен, — сделан шаг к самостоятельности гг. финнов. Остальное последует на их национальном сейме, для которого необходимо всеми способами подготовить умы».

По условию, состоявшемуся между приятелями, Гастферу надлежало объехать край, под предлогом посещения своей жены, и устроить устное совещание с наиболее решительными аньяльцами. Собранные им сведения должны были лечь в основу дальнейших действий.

«Но, — настаивал Спренгтпортен, — ничего существенного не возможно сделать, пока шведские войска остаются в Финляндии. Необходимо поэтому прежде всего потребовать их отступления, а раз они уйдут, то более не возвратятся «и мы поступим с Финляндией, как пожелаем». «Их выступление чрезвычайно важно для интересов вашего величества. До этого ни один финн из боязни не раскроет рта и ни на что не решится». С целью отвлечь войска Густава из Финляндии, имелось в виду воздействовать на датчан, чтобы они стали угрожать западным берегам Швеции.

К письму Спренгтпортен приложил обязательство, подписанное Гастфером, и данные им записки короля, которые должны были свидетельствовать «о слабости противника её величества».

На одной из собственноручных записок Императрицы Екатерины, хранящихся в Государственном архиве, значится: «Постарайтесь получить от Гастфера копию с приказа, который дан ему королем об осаде Нейшлота». Быть может, эта записка точнее объясняет, каким образом от Гастфера были получены письма Густава III.

В течение своего долгого царствования Екатерина имела, конечно, случай не раз наблюдать человеческое ничтожество и измену, но тем не менее поведение Гастфера крайне ее удивило.

Особенно ее возмутила выдача Гастфером записок Густава. «Какие изменники! —воскликнула она. — Буде не таков был король, то заслуживал бы сожаления; но что делать? Надобно пользоваться обстоятельствами; с неприятеля хоть шапку долой». Гастфер представлялся слишком заманчивым орудием в русских руках, чтобы не воспользоваться им.

Согласно обещанию, Гастфер побывал в Аньяла. «Чувства смешаны, — сообщал он (16-27 сент.) Спренгтпортену: — одни безмерно подозревают других... шведские войска жаждут возвращения