Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь также наблюдается одновременность обеих ориентаций в период около 1965 года: по-прежнему преобладал традиционный образ жизни, который характеризовался браком, детьми, неработающими матерями и посещением церкви. После того как многие из этих фиксированных отношений были поколеблены в военные и послевоенные годы, с середины 1950‑х годов они стабилизировались и даже расширились. Но противоположная тенденция уже была заметна и быстро набирала силу, начиная с середины 1960‑х годов: разрыв связей с церковью, уменьшение количества браков и увеличение возраста вступающих в них, уменьшение числа детей, рост занятости, в том числе среди матерей.
Аналогичным было и развитие в сфере образования: в 1960 году почти две трети молодых людей посещали начальную (Volksschule) или неполную среднюю школу (Hauptschule): 59,3 процента. Около трети пошли в старшие средние школы – 12,5 процента в реальные школы (Realschule), 23,9 процента в гимназии. Экзамен на аттестат зрелости сдавали только 6,1 процента от общего числа учащихся. Только через десять лет число учеников неполных средних школ снизилось до 47,6 процента, но число учеников реальных школ выросло до 17,7 процента, а гимназий – до 27,7 процента. В карьерах в сфере образования также вырисовывается картина общества, которое в большинстве своем было все еще традиционно ориентировано, но в котором уже стали заметны всеобъемлющие изменения. В 1985 году большинство 13-летних подростков уже посещали гимназию[2].
Это оказало драматическое влияние на разницу в уровнях образования между поколениями: в 1965 году доля взрослых, родившихся между 1900 и 1940 годами, которые посещали основную школу, была примерно в семь-восемь раз выше, чем доля учащихся гимназии. Среди молодых людей, то есть родившихся между 1948 и 1953 годами, соотношение было примерно два к одному; а в годы между 1953‑м и 1974‑м пропорция была уже равной. Никогда ранее различия в уровне образования между старшим и младшим поколениями не были столь значительными, как в 1960‑х и 1970‑х годах.
В 1965 году, если описывать общую картину несколько утрированно, западногерманское общество было идеально разделено на две группы с явно различными базовыми социальными и культурными ориентациями: старшая группа, преимущественно занятая в сфере промышленности и принадлежащая к рабочему классу, большей частью с низким образованием и довольно традиционно ориентированная в отношении семьи, брака, роли женщины и отношения к религии и церкви. Рядом существовала пока еще малочисленная, но неуклонно растущая группа: более молодая, более образованная, все чаще занятая в сфере услуг; явно менее традиционно ориентированная в отношении семьи, брака, роли женщины и отношения к религии. Конечно, существовали всевозможные смешения: рабочие, не связанные с церковью, или чиновники с крайне консервативным образом жизни встречались очень часто. Но как модели образа жизни и общественного устройства, обе ориентации были четко различимы и определяли социальную структуру, а также культурную ориентацию и политическую принадлежность.
Эти две направленности столкнулись в Западной Германии в середине 1960‑х годов: одна еще не сломлена, другая уже окрепла. Ввиду таких явных различий напряженность и конфликты были вполне возможны, даже неизбежны – тем более что социальные, межпоколенческие и межкультурные различия были взаимосвязаны.
ВОСХОДЯЩАЯ СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ И ПОЯВЛЕНИЕ НОВЫХ НИЗШИХ СЛОЕВ
Как мы уже видели, эти процессы социальных изменений вследствие высоких темпов роста, которые продолжали характеризовать экономику Западной Германии в 1960‑х годах, сопровождались очень хорошими возможностями карьерного роста, а также дальнейшим значительным повышением доходов: между 1960 и 1965 годами чистый ежемесячный семейный доход рабочих и служащих вырос на 31 процент, между 1965 и 1970 годами – на 47 процентов. Реальная почасовая заработная плата промышленных рабочих за те же периоды выросла на 37 и 28 процентов соответственно[3].
Тенденция, казалось бы, непрерывного экономического роста продолжалась уже пятнадцать лет и глубоко изменила самовосприятие работников в ФРГ. В 1961 году 58 процентов западных немцев причисляли себя к низшему классу, а в 1972 году – только 38. Дихотомическая картина общества старого трудового движения, в котором положение рабочих считалось неизменным, начала разрушаться и постепенно сменилась – опять же, преимущественно среди молодежи, а не среди старшего поколения – оптимистической уверенностью, которая фокусировалась на личных деловых способностях и убежденности в том, что судьба находится в собственных руках. Однако реальное распределение доходов продолжало препятствовать этому, причем даже в еще большей степени: доля доходов от наемного труда в общем доходе снизилась с 64 процентов (1950) до 58 процентов (1960 и 1970) – явное выражение растущего социального неравенства. Однако, поскольку реальные доходы домохозяйств продолжали неуклонно расти, это не стало социально взрывоопасной проблемой. Однако описанные здесь процессы выявили проблему, которая вскоре приобрела большое значение в дискуссиях того времени: поскольку в 1960‑х годах число социальных продвижений от рабочих к служащим сильно возросло, а число неквалифицированных рабочих мест в промышленности не уменьшилось, учитывая огромные мощности этого сектора, дефицит рабочей силы, особенно неквалифицированных рабочих, возник уже в конце 1950‑х годов. После возведения Берлинской стены и связанного с этим отсутствия беженцев из ГДР она приняла угрожающие масштабы, поскольку эти разрывы увеличились под воздействием дополнительных факторов: на трудовой рынок вышло поколение, появившееся в военные годы, характеризовавшееся низкой рождаемостью; улучшение пенсионного обеспечения по старости привело к более раннему наступлению пенсионного возраста; среднее рабочее время сократилось с 44,4 (1960) до 41,4 часа в неделю (1967); удлинились сроки обучения[4]. Еще в середине 1950‑х годов федеральное правительство приняло принципиальное решение ликвидировать этот разрыв путем привлечения иностранных работников. Ввиду экономического и технического развития, по мнению министра экономики Эрхарда того времени, немецких работников придется усиленно обучать на срочно необходимых квалифицированных специалистов: «Однако для того, чтобы иметь возможность это сделать, нам, конечно, если такая экономическая ситуация сохранится, не избежать того, чтобы на относительно более примитивную работу в Германии нанимать иностранных рабочих»[5].
Поэтому с 1961 года началось широкомасштабное привлечение иностранных работников, особенно в странах Южной Европы с высоким избытком рабочей силы – в Италии, Испании, Португалии, Греции, Югославии и только позднее в Турции. В европейском масштабе в этом не было ничего нового: в 1970 году во Франции проживало 2,6 миллиона иностранцев, в Великобритании – 2 миллиона, большинство из которых были выходцами из бывших колоний. Самая высокая доля иностранцев была зафиксирована в Швейцарии, где наем иностранных работников начался еще в 1950‑х годах[6].
Наем иностранных работников в Западной Германии, как и в других европейских промышленно развитых странах, рассматривался как положительное явление. Для федерального правительства в центре внимания были высокие показатели роста и эффект снижения цен за счет иностранной занятости, в то время