– Ты должна мне помочь замести следы. Нужно сделать так, чтобы все подумали, будто твоя мать сбежала.

Он бросил на дочь свой суровый взгляд из-под опущенных век, и впервые в жизни Руби его испугалась. Обычно она считала отца одиноким, немного сумасшедшим человеком вроде одного из героев романа Альбера Камю. Отец напоминал ей скорее вымышленного персонажа, нежели реального человека, пугающего, но на самом деле абсолютно безобидного.

Но теперь Руби поняла, что никогда не осознавала, каков он на самом деле. Хотя отец и казался предсказуемым, он был словно растение, приспосабливающееся к новым условиям: отпускал более длинные корни или обзаводился более выносливыми семенами. Если условия менялись и он чувствовал, что его миру что-то угрожает, то без колебаний менялся сам, чтобы устранить угрозу.

Ей стоило понять это раньше. И матери тоже. Но Руби не могла осуждать мать, ведь та в полном смысле слова была слепа.

Руби могла бы попытаться его перехитрить. Но что, если ей это не удастся? Сделает ли он с дочерью то же, что сделал с женой?

– Вот, как ты должна поступить, Руби, – сказал Генри и объяснил, что от нее требуется.

Руби нужно было больше времени, но чтобы его выиграть, необходимо завоевать доверие отца, выказать ему свою преданность, поэтому она сделала то, о чем он просил: подделала записку, якобы написанную матерью. Это было просто. Однажды, много лет назад, отец рассказал ей, что люди, как правило, имитируют почерк того человека, который обучал их письму. Это он узнал из материалов своих заочных курсов. Писать Руби научилась дома с мамой, а вовсе не в школе, поэтому было неудивительно, что ее почерк так напоминал почерк матери.

Полицейские до этого не додумались, когда впервые допрашивали Руби. Если бы они что-то заподозрили, то непременно попросили бы девочку предоставить им образец собственного почерка. Но, возможно, это всего лишь вопрос времени и рано или поздно они все же нападут на этот след.

Написав записку, Руби надела пальто матери – отец не просил ее об этом – и под покровом темноты отогнала MGA на железнодорожную станцию в сопровождении отца на грузовике.

Выйдя из машины, она положила ключи в карман и темной пустынной дорогой отправилась вверх по холму, словно собиралась посетить старый дом на Лоуренс-авеню. Но, конечно же, она не стала бы этого делать, ведь ее семья больше там не жила. Вскоре Руби села в поравнявшийся с ней грузовик.

Сжимавшие руль руки отца заметно дрожали.

– Ты в самом деле хочешь знать, что произошло? Хочешь знать, почему твоя мать заслужила это? Я тебе покажу, когда мы вернемся домой. У меня в комнате есть газета, выпущенная неделю или две назад. Я сохранил ее, чтобы показать кое-кому из своих друзей. Послание редактору, написанное одним из этих коммунистических фанатов. В нем говорится о том, как омерзительны речи, произносимые такими людьми, как я, как абсурдны наши призывы. Как же все это далеко от правды! Мы просто хотим вернуть себе нашу страну, вот и все. – Генри прищурился. – Проклятые коммунисты. И знаешь, кто этот проклятый коммунист, написавший то послание? – Он резко ударил по тормозам на красном сигнале светофора и повернулся к Руби. – Знаешь, кто он?

– Нет. Кто?

– Любовник твоей матери. Вот кто. Твоя мать мне изменяла. Знаю, я говорил, что это не твое дело, но потом подумал и решил, что тебя это тоже касается. Ты имеешь право знать, что твоя мать изменяла твоему отцу с этим коммунистическим проходимцем. – Загорелся зеленый свет, и Генри нажал на педаль газа. – Если только доберусь до этого мерзавца, я разорву его на куски.

Руби ничего не ответила. И весь остаток пути до «птичьей клетки» они с отцом молчали.

Придя домой, Руби повесила пальто матери в шкаф и спросила у отца, не хочет ли он выпить чаю.

– Да, – устало ответил Генри, опускаясь на диван. – Очень хочу, Руби.

Прежде чем заварить чай, Руби выскользнула в свою комнату и взяла оттуда то, что должна была использовать гораздо раньше. Как она теперь жалела о своей непредусмотрительности!

После этого Руби позвонила Шепарду.

Когда он приехал, она бросилась в его объятия и тихим голосом, так, как могла излить свою душу только перед ним, рассказала все.

Пока Руби говорила, Шепард смотрел на бездыханное тело ее отца, распластавшееся на полу перед камином. Кофейный столик был отодвинут. Очевидно, Генри лягнул его, когда бился в предсмертных конвульсиях на глазах у дочери. При виде этой картины, напоминавшей заключительную сцену из популярного триллера, которую непременно оценила бы Силья, плечи Шепарда затряслись, а лицо искривилось.

– Все хорошо, – сказала ему Руби. – Вернее, ничего хорошего. Мама умерла, и так как прежде, уже никогда не будет. Но мы можем все уладить. У меня есть план, только мне нужна ваша помощь.

Шепард сделал так, как его просила Руби. Надев рабочие рукавицы, он с легкостью взвалил тело Генри на свои широкие плечи, отнес в лес и усадил под раскидистым дубом, на который указала Руби. Сама же разворошила листья и оставила на земле следы, как если бы отец бился в конвульсиях именно здесь.

Генри много рассказывал дочери об отпечатках пальцев и не раз подчеркивал, что бездумно оставленные отпечатки помогают с легкостью обнаружить преступника. Именно поэтому Руби действовала очень внимательно: надев перчатки, тщательно протерла носовым платком кружку отца, а потом прижала его начинавшие деревенеть пальцы к дужке и положила кружку рядом с телом.

Все выглядело идеально. Именно так и поступил бы испытывающий сердечные муки человек.

Руби отошла от дерева.

– А теперь нужно позаботиться о ней.

В темноте Шепард с минуту смотрел на девочку.

– Ты уверена? Можно оставить ее там, а полиции сказать, что твой отец в порыве ярости убил мать, а потом замученный угрызениями совести, и себя.

Руби уже думала о таком развитии событий и все же покачала головой.

– Нет. Я хочу ее увидеть и убедиться, что она выглядит хорошо. Не желаю, чтобы кто-то знал, что она там, внизу. Не желаю, чтобы кто-то начал ее трогать и суетиться вокруг нее. – Руби отчаянно заморгала и заглянула Шепарду в глаза. – Пожалуйста.

Доктор с минуту колебался, а потом кивнул.

Руби принесла очки матери, сумку и туфли. Убежище – самое надежное место, чтобы их спрятать.

Они медленно шли через лес, пока наконец не достигли убежища. Шепард отодвинул камень, Руби подняла крышку люка и начала спускаться по металлической лестнице, но заметив, что Дэвид стоит на месте и наблюдает за ней в тусклом свете луны, высунула голову из люка.

– Вы не пойдете?

Шепард присел на корточки и тронул Руби за плечо.

– Кажется, я не смогу. Прости, Руби, но я не могу видеть ее такой.

Девочка посмотрела в его по-собачьи добрые глаза. Шепард так много для нее сделал, что она просто не имела права давить на него сейчас.