– Кому оно могло бы понадобиться? – задала Лейла полуриторический вопрос.

Кастро был мастером емких формулировок – таких любят репортеры.

– Все тот же круг подозреваемых, – ответил он. – Исламские террористы. Государства-изгои. Злодеи, как из фильмов о Джеймсе Бонде. Потенциальные шантажисты. Теоретически – борцы с ядерным оружием, пытающиеся доказать свою правоту. Это конечные пользователи, и все они, к счастью, мало что могут сами. Более интересный вопрос – кто может стать поставщиком. Кто умеет раздобыть и переправить то, что никоим образом не должно попасть в чужие руки? Кто потихоньку коллекционирует такие вещи в расчете, что они когда-нибудь пригодятся?

– Приходит на ум русская мафия.

– Пока Путин не пришел к власти, я просыпался по утрам с мыслью: надо же, я еще живой.

– Но потом русская мафия стала неотличима от российских властей.

– И клептократия определенно повысила уровень ядерной безопасности.

Журналистика – это некая псевдожизнь, псевдокомпетентность, псевдоопытность, псевдодружелюбие: овладеть темой и тут же забыть, завязать отношения и тут же порвать. Но, как и многое “псевдо”, как и многие имитационные удовольствия, она очень сильно затягивает. Прохаживаясь в пятницу во второй половине дня перед Дирксен-билдингом[44], Лейла видела других журналистов с Капитолийского холма, окруженных облачками самомнения, различимыми благодаря тому, что она сама пребывала в таком облачке и близость собратьев по профессии ее напрягала. Вынули ли они, как она, батарейки из своих смартфонов, чтобы электронная сеть их не засекла? Что-то она сомневалась.

Сенатор опоздал всего на двадцать пять минут. Его главный помощник, явно предпочитая не светиться, при их с Лейлой разговоре в кабинете не присутствовал.

– Вы здорово достали ВВС, – сказал сенатор, когда они остались наедине. – Поработали на славу.

– Спасибо.

– Наша с вами встреча, разумеется, должна остаться в тени. Я назову вам других лиц, которые в курсе, и вам придется оставить электронный след контакта с каждым из них. Я хочу, чтобы эта история была рассказана, но это не стоит того, чтобы терять членство в комитете.

– Все настолько серьезно?

– Не настолько. Я бы сказал – происшествие средней серьезности. Но мания секретности вышла из берегов. Вам известно, что органы безопасности уже не довольствуются нумерацией страниц и водяными знаками на всех секретных материалах, какие мы получаем? Они что-то делают с пробелами между буквами – кажется, это называется кернинг.

– Да, кернинг.

– Каждая копия таким образом становится уникальной. “Мы верим в Технологию”. Пусть это напишут на новой стодолларовой купюре.

С годами Лейла пришла к убеждению, что политики – в прямом смысле люди из другого материала, что они химически отличаются от всех остальных. Этот сенатор был человеком обрюзглым, почти лысым, со шрамами от прыщей – и вместе с тем абсолютно магнетическим. Его поры источали некие феромоны, благодаря которым Лейле хотелось смотреть на него, слышать его голос, нравиться ему. И она чувствовала: она ему нравится. Все, кому он сам хотел понравиться, чувствовали то же.

– Выглядеть должно так, что сведения вы могли получить от кого угодно из этих людей, – сказал он, когда она записала имена. – Мы слишком верим в технологию, вот в чем беда. Полагаемся на системы безопасности для боеголовок, а о человеческой стороне дела думать не хотим, потому что технические проблемы проще, а человеческие трудны. С этим сейчас столкнулась вся страна.

– Проще оставить нас, журналистов, без работы, чем найти нам замену.

– Это меня приводит в бешенство. Нет нужды вам объяснять, в каком моральном состоянии находятся люди, обслуживающие бомбардировщики и пусковые установки. Мы не настолько пока еще верим в технологию, чтобы заменить их машинами. В будущем, возможно, до этого дойдет, но сейчас такая должность – карьерное самоубийство. Туда идут худшие, самые тупые – идут охранять наше самое грозное оружие и сходить с ума от скуки. Идут те, кто жульничал на экзаменах, кто нарушает правила, кто попадается на анализах мочи. Или не попадается.

– В Альбукерке?

– Не метамфетамин, нет. Это все-таки кадровые офицеры. Даже не записывайте, просто запомните имя: Ричард Кенилли. Доставала – по крайней мере один такой, думаю, имеется на каждой базе. Надеюсь, вы не будете против, если я кратко суммирую многостраничный секретный доклад, защищенный кернингом, вместо того чтобы дать вам его прочесть?

– Конечно, нет, вам же на самолет.

– Почти все наркотики рецептурные. Аддерол, оксиконтин. Помогают коротать время, пока твои сокурсники по академии выполняют реальные летные задания или угощаются в “Локхид-Мартине”[45]креветочным пюре из рациона астронавтов. Что я думаю насчет нашего национального законодательства о наркотиках, вы знаете. Замечу лишь, что наркотики, о которых идет речь, – так сказать, офицерские, не солдатские. Но так или иначе, при всех несправедливостях законодательства, в вооруженных силах это абсолютно недопустимо. При проверке они тоже выявляются. И это, если ты доставала, здорово мешает твоему бизнесу. Как быть?

Лейла покачала головой.

– Нужно, чтобы добрые друзья, которые снабжают тебя наркотиками, тихо завладели лабораторией, где проверяют мочу.

– Вот как! – сказала Лейла.

– Жаль, что я не могу показать вам доклад, – продолжил сенатор. – Потому что дальше – больше. Друзья-то кто? Ненавижу слово картель, оно только с толку сбивает. Правильнее будет – особая почта: DHL-эспесьяль или там FedEx-нелегаль[46]. Допустим, вы производите фальсифицированные лекарства от рака где-нибудь в Ухане, и надо переправить контейнер американскому заказчику. К кому вы обращаетесь? К DHL-эспесьяль. То же самое с оружием, с подделками под дизайнерскую одежду, с несовершеннолетними проститутками и, разумеется, с наркотиками всех сортов. Одно решение на все случаи жизни. Спрос со стороны американского среднего класса на нелегальные наркотики побудил капитал создать компании, входящие в число самых изощренных и эффективных на свете. Их бизнес – доставка, их офисы – за нашей южной границей, не так уж далеко. И наш доставала, этот Ричард Кенилли, чье имя вы запомнили, но не будете записывать, вел с ними дела не один год прямо под носом у многочисленных проверяющих, и выплыла эта история только потому, что учебная копия B61 оказалась не там, где должна быть.

– Покидала ли базу настоящая боеголовка?