Этим вечером море отступило назад и простиралось за густой чернотой берега – темное, сланцево-зеленое, тихое и враждебное. Справа лежала ровная полоса песка, где они играли в крикет и в полудреме проводили долгие часы на солнце; в темноте мистер Стивенс мог разглядеть только два столба и верхнюю часть волнореза, о которую ударялся мяч, когда они ставили калитки неподалеку. Как прекрасно пролетело время! В общем-то они почти ничего не делали – просто купались и бездельничали, – и все же отпуск прошел великолепно. Приятно было осознавать, что они по-прежнему умеют наслаждаться отдыхом, как и раньше. Конечно, временами шел дождь, но далеко не такой сильный, как в июле и августе; ни один день не пропал целиком, потому что всегда или к полудню уже прояснялось, или погода портилась только после обеда. Небольшой дождик на самом деле был даже полезен: благодаря ему они гораздо больше ценили те чудесные часы, когда припекавшее солнце прогревало до самых костей. Первая неделя оказалась лучшей: отпуск начался с трех великолепных дней подряд. Не только солнце окрасило их кожу в бронзовый цвет – ветер и даже морской туман тоже сыграли свою роль. Он посмотрел на собственные руки, лежащие на парапете и почти невидимые во мраке: они так загорели, что теперь он мог разглядеть только блестящие ногти. А две недели назад он бы явственно различил в темноте бледные пальцы. Он сделал глубокий вдох, глотнув холодного вечернего воздуха, и отвернулся. Отпуск, несомненно, пошел им на пользу.

Он пока еще не прощался с морем, когда свернул с набережной и пошел по Сент-Мэтьюз-роуд; впереди у него было целое утро, и они даже собирались еще раз искупаться, потому что, к счастью, им удалось оставить “Кадди” за собой вплоть до самого отъезда.

Сидя в кресле и докуривая трубку перед сном, он отчетливо вспомнил первый вечер в Богноре. Тогда он знал, как быстро пролетит отпуск, и представлял, как будет сидеть в гостиной в последний вечер, с удовольствием и в то же время с грустью вспоминая прошедшие дни. Как похожи были все их отпуска! Разве что приглашение на чай к Монтгомери стало для них неожиданностью, и в этом было отличие от прошлых лет. Он много думал об этом чаепитии и все еще сомневался, удачно ли оно прошло. В целом, как ему казалось, ничего плохого не случилось. Даже высказав неверную догадку о стоимости дома мистера Монтгомери, он, по-видимому, ошибся в нужную сторону и польстил хозяину. С любопытством и волнением он думал о том, что произойдет, когда мистер Монтгомери в следующий раз заглянет к ним в контору. Он обязательно захочет поговорить с мистером Стивенсом об отпуске, и это будет эффектное зрелище: другие клерки уставятся на них, вытягивая шеи, чтобы услышать, что они обсуждают, – а может, даже один из директоров будет стоять поодаль и ждать, пока мистер Монтгомери закончит…

Часы пробили одиннадцать, но он по-прежнему неподвижно сидел в кресле и размышлял. Может, все-таки лучше было бы вернуться этим утром, как они делали раньше? Это беспокойство злило его: оно было совершенно бессмысленным. И все же удивительно, что он начал скучать по дому сегодня вечером – как раз в то время, когда они обычно отпирали кухонную дверь и входили внутрь.

Сейчас он сидел бы в гостиной, перед камином, который они всегда растапливали, чтобы отпраздновать свое возвращение; усталость с дороги и тоска от расставания с морем уже прошли бы, и его мысли были бы заняты предстоящей работой в саду…

Он встал, выбил трубку и положил ее на каминную полку. Хорошо иметь дом, по которому скучаешь; дом, мысли о котором вызывают легкую грусть, когда засыпаешь не в своей постели в первый вечер после отъезда; дом, который отступает на задний план во время отпуска, а потом зовет тебя обратно, когда приходит пора возвращаться.

Чемодан стоял открытым на лестничной площадке: все было уже уложено, за исключением нескольких вещей, которые понадобятся завтра утром, потому что Стивенсы упрямо отказывались снимать удобную одежду и парусиновую обувь до последней минуты. Сегодня днем они взяли с собой воздушного змея, и сильный северо-западный ветер поднял его высоко над морем. Они запускали его в последний раз, потому что ему предстояло распластаться на дне чемодана, и другие вещи нельзя было сложить туда, пока воздушный змей не займет свое место.

Он на цыпочках поднялся в спальню и тихо разделся в темноте.

Был ровно час дня, когда мистер Стивенс в последний раз окинул “Кадди” взглядом, закрыл дверь и повернул ключ. После купания с них капала вода, и когда во время этого прощального осмотра он увидел на полу мокрые пятнышки, у него внезапно сжалось горло. “Кадди” стала им отличным другом: отпуск с ней был намного лучше.

– А теперь пора возвращаться к обеду, – сказал он. Они взяли купальные костюмы и полотенца и двинулись обратно; миссис Стивенс захватила коврик, который они всегда оставляли в “Кадди”, а Эрни нес под мышкой яхту.

Отпуск подходил к концу. Они оставили ключ у клерка в бюро аренды купален и весело попрощались с ним.

– Думаю, что в следующем году нам опять понадобится купальня, – сказал мистер Стивенс. – На этот раз я напишу и договорюсь заранее, – прибавил он с улыбкой. – Надеюсь, что нам снова достанется “Кадди”.

Зонтики и трости, связанные вместе, стояли у вешалки в прихожей и ждали тележку носильщика. Рюкзак мистера Стивенса висел на крючке, и Эрни поставил под ним свою яхту. Они завернули мокрые полотенца и купальные костюмы в плотную коричневую бумагу, чтобы одежда в чемодане не намокла, и разошлись по комнатам переодеваться в дорогу. Снова они достали тугие воротнички, жилеты, ботинки из плотной кожи; Эрни натянул на загорелые ноги чулки.

Жаль, что сразу после обеда поезда до Лондона не ходили – иначе можно было бы собрать багаж и отправиться на вокзал прямо из-за стола. Отпуск кончился, и от жалкой попытки еще час притворяться, что это не так, не будет никакого толку: если пойти на пляж, они только промочат кожаные ботинки и вспотеют перед поездкой. Они тянули время за столом как могли, но к концу обеда окончательно притихли и пали духом. Через дорогу, в “Платанах”, играл граммофон, и они видели, как две девушки вышли оттуда и направились к морю с журналами и ковриками. Какой же долгий у них отпуск! Они уже жили в “Платанах”, когда приехали Стивенсы, и вот пожалуйста – снова идут на море, когда Стивенсы собираются домой.

Был уже третий час, когда все семейство встало из-за стола. Они поднялись наверх и сложили рубашки для крикета, фланелевые брюки и парусиновые туфли. Они закрыли чемодан и затянули его ремнями, а потом, в последний раз оглядывая свою комнату, мистер Стивенс увидел в углу под кроватью один из толстых серых носков, в которых он ходил на прогулку. Забавно: нечто подобное повторялось чуть ли не каждый год. Потянувшись за носком, он почувствовал, как воротник сдавил шею, и лицо у него побагровело. Носок был весь в комках пыли, и мистеру Стивенсу пришлось энергично хлестнуть им по спинке стула и отряхнуть его, прежде чем сунуть в карман макинтоша.

Когда он вернулся, остальные собрались в гостиной, молча листая старые журналы, и он подумал, что дорожная одежда особенно подчеркивает их загар.