Патрис сделал первый выпад. Рапиры столкнулись, и ответный выпад лорда чуть не заставил Патриса отскочить в сторону.

– Я буду стоять на месте, как и вы, милорд, – сквозь зубы произнёс он.

– Не ожидал от вас ничего другого.

Рапиры скрестились вновь. Звон стали наполнил воздух, и я вцепилась в перила, не веря своим глазам: противники фехтовали так быстро и изящно, как могли только истинные мастера. Кто мог подумать, что скромный музыкант окажется завзятым дуэлянтом? И кто мог предугадать, что мой муж не только каждый день упражнялся, надеясь вернуть ногам подвижность, но и не забывал про навыки владения оружием?

– Тео, – еле слышно прошептала я.

– Милорд не проигрывает, миледи, – негромко сказал Росситер. – Никогда.

Рапиры одновременно блеснули в лучах ламп. Лорд Таннис и Патрис дрались без ожесточения, спокойно и методично, но я видела в глазах Патриса изумление, нарастающее с каждой минутой: как человек, прикованный к креслу, может так искусно и так невозмутимо драться?

Ни один из них не собирался проигрывать. Но рано или поздно один из них должен был сделать ошибку.

И её сделал лорд Таннис. Во время очередного выпада Патрис отступил на полшага, и рапира лорда пронзила лишь широкий рукав рубашки. Ответный выпад Патриса с силой вошёл в плечо лорда. Тот не издал ни звука.

Я подавила вскрик. Это было несправедливо, чёрт подери! Да, Патрис сделал лишь полшага назад, и то неосознанно, но он всё равно не имел права этого делать!

– Вы проиграли, милорд! – выдохнул Патрис.

Но лорд лишь засмеялся, небрежно раздирая рукав, и мы с Росситером увидели, что его плечо было невредимо: удар Патриса вошёл не в плечо, а в спинку кресла.

Патрис с коротким ругательством вытащил рапиру из спинки.

– Не знал, что коляска может иметь и такое применение, – ядовито произнёс он. – Что ж, мне не повезло. Продолжим?

– О да.

Патрис блестяще исполнил мулине; лорд отразил его простым блоком. Рапиры вновь скрестились, сверкающие и быстрые, как змеи, и несколько ударов зазвенели, слившись в один.

– Думаю, вы убедились, что я – достойный противник, – произнёс лорд Таннис. – И что моя победа, если она случится, будет не простой удачей.

– Да, – коротко бросил Патрис из-за рапиры.

– В таком случае… – Лорд не повернул головы. – Лиза, вы хотите, чтобы я победил?

Я моргнула. Он что, серьёзно думал, что я буду переживать не за него, а за идеального Патриса, который, между прочим, хочет у нас дом оттяпать?!

– Да! – выпалила я. – Я же ваша жена, чёрт подери!

– Буду иметь в виду.

В следующее мгновение рапира лорда Танниса без труда отвела клинок Патриса в сторону. А потом Патрис вскрикнул. Укол лорда Танниса пришёлся точно в предплечье. По запястью Патриса потекла струйка крови. Царапина, не больше, но это означало, что…

…Мой муж победил.

– Ф-фух, – вырвалось у меня.

– Признаться, миледи, – Росситер, понизив голос, наклонился ко мне, – я тоже чуть не зааплодировал.

Я с трудом скрыла нервный смех.

– Порядочные дворецкие так не поступают, – прошептала я в ответ. – Но я вас понимаю.

Лорд вложил рапиру в ножны, протянул её назад, не глядя, и Росситер мгновенно забрал у него клинок.

– Росситер, помогите нашему гостю перевязать руку, а потом подайте чаю и пирог с рыбой, – негромко приказал лорд. – Думаю, мы все проголодались.

Патрис хмуро покачал головой:

– Сожалею, милорд, но я вынужден отвезти Лизу домой.

– Четверть часа, не больше. – Лорд указал Патрису на террасу. – Прошу вас. К тому же, думаю, там будет куда удобнее обсудить ваш проигрыш, не так ли?

Патрис убрал рапиру и смерил его мрачным взглядом:

– Вы сами не знаете, о чём просите, милорд. Знания, которыми я владею, убивают.

– И я прекрасно об этом знаю, – в голосе лорда появились властные нотки. – Я не убийца, господин Баке. Но мне нужна эта информация.

Патрис несколько секунд смотрел на меня, будто колеблясь.

– Я ценю, что вы беспокоились за меня, Патрис, – негромко сказала я. – Но Хмаль – злодей и явно затевает неладное. Говорите. Это нужно и мне, и нам.

Патрис тяжело вздохнул. И, обведя нас взглядом, кивнул:

– Что ж, давайте сядем, и я вам всё расскажу.

Его голос был спокойным, даже отрешённым. Но было что-то в глубине его глаз, от чего у меня сжалось сердце.

История Патриса была очень проста. И так же просто и безжалостно фонтанировала болью.

– Когда я был ребёнком, моя мать умирала, – произнёс он, не притронувшись к чаю. – Отец сотворил для нас чудо: он нашёл дом, где горела тайная звезда, и уговорил хозяев разрешить нам пожить у них. Моего отца знали и выполнили его просьбу.

– И вашей матери стало легче? – тихо спросила я.

Патрис покачал головой:

– Лишь немного. Она воспрянула духом, но звезда не исцеляет чужих, Лиза. Она действует по-настоящему лишь на влюблённую пару. Они могут надеяться на исцеление. Другие – нет.

Я нахмурилась:

– Странно. Тогда зачем аккарским инспекторам эти звёзды, раз они ничего не могут с ними сделать?

– Чиновники – нет. А вот мастера-алхимики… – Патрис помолчал. – Мастера-алхимики – это ложь, Лиза. Их не существует.

– Что-о?!

– Мазь из стеблей хависсы может сделать любой мало-мальски грамотный аптекарь, было бы сырьё. Но последний компонент – свет тайной звезды, и дать его может лишь пара, которой принадлежит звезда. Никаких навыков тут не нужно. Лишь разрешение пары. Всего лишь акт их доброй воли. Достаточно искренне сказать «да» и протянуть руку.

Я ахнула. Вот о чём говорил Хмаль! Вот какой редкий компонент он упоминал!

– И всё? И мазь готова? – спокойно спросил лорд.

– Это не просто мазь. Это исцеление. Она лечит всё. С ней любой мог бы прожить сто лет. Возможно, она не подняла бы из кресла вас, но в остальном она почти всемогуща. Это золотое дно. Баночкой такой мази можно вылечить увечья, сохранить мужскую силу в глубокой старости, видеть в зеркале лицо без морщин. Представьте себе этот приз: получить исцеление, долголетие, выглядеть моложе…

Я покосилась на мужа, чтобы понять, что он думает по этому поводу. Но на лице лорда ничего нельзя было прочитать.

– Такие дома не должны принадлежать аккарским чиновникам, – твёрдо сказал Патрис. – А те, кто зажёг тайную звезду… Для них это чистое везение. Люди любят одинаково: если чья-то любовь почему-то считается «высшей» и «истинной», это несправедливо и неправильно. Вряд ли кто-то обладает особым умением любить.