— Нет, дорогая, это сделал не я, а ты. Сколько не пытаюсь,никак не припомню, когда бы я приказывал этому мальчишке пойти против моейволи. А ты, Анжи, не помнишь?

Раньше ей нравилось, когда он называл ее этим сокращеннымименем, но сейчас это была лишь насмешка, больно задевшая.

Молодой человек без интереса взглянул на Даймонда, затемперевел взгляд на девушку и потребовал:

— А теперь ты мне скажешь, кто убил Венедикта!

Анжелика скрестила руки на груди.

— Сам не догадываешься?

— Если бы я хотел лишь догадываться, то не задавал бывопрос.

— Это был Ферран, — спокойно ответила девушка.

Лайонел приблизился к ней почти вплотную, и голос егопрозвучал угрожающе:

— Он это сделал для тебя. Ты бесконечно толкаешь влюбленныхв тебя мужчин на преступления. Так ты поступила с Даймондом, так ты поступила сПавлом Холодным.

— Павел Холодный — идиот, — пренебрежительно бросилаАнжелика. — Если ты думаешь, что я тут немедленно раскаюсь, боюсь, мне придетсяпросить приготовить для тебе гостевую комнату. Ждать придется долго.

Он молчал, поэтому девушка насмешливо сказала: — Гордыня непереносит собеседников с зеркальными глазами! Если тебе что-то не нравится вомне, займись собой.

Она подозревала, что может сейчас получить от него и полицу, но держать язык за зубами ей никогда не удавалось. Как и распознавать,когда Лайонела покидало самообладание.

Но тот лишь усмехнулся и, прежде чем выйти за дверь,предрек: «Нам с тобой грозит одиночество».

Несколько секунд она смотрела на закрывшиеся за ним двери,пытаясь расслышать его шаги. Ей хотелось, чтобы он задержался у нее подольше,ей даже эгоистично хотелось, чтобы Даймонда сейчас не было тут. Может, тогдаона нашла бы нужные слова, выбрала подходящий тон, позу, выражение лица,улыбку. И у них с Лайонелом появился бы еще один шанс. Разве возможно былонайти в мире двух столь похожих в своей гордыне и непомерном самолюбиивампиров? Они так хорошо понимали друг друга, одинаково небрежно поступали сокружающими, всегда и во всем сражались до победного конца. Но сражение междуними могло устремиться в бесконечность. И сейчас, услышав тупой звук хлопнувшейпарадной двери, девушка во второй раз примерила роль той самой букашки,небрежно скинутой с плеча. Она предпочла бы услышать в свой адрес ругательства,угрозы, предпочла бы получить по лицу, только бы не осознавать, что Лайонелпросто ушел. Ему не хотелось больше делать ей больно, ничего доказывать, онастала ему безразлична настолько, что он даже не потрудился наказать ее засмерть своего ученого. Привыкшая всегда вызывать у всех целую бурю эмоций, наэтот раз Анжелика чувствовала себя жалкой и обманутой. Наивная скромница идурочка Сарах, которую Лайонел, судя по сведениям из газет, таскал повсюду засобой, и то добилась большего. Никто не знал, какие отношения связывают юнуюдочь Цимаон Ницхи и бывшего правителя Петербурга, но уже одно, что это были,так или иначе, отношения, вызывало множество толков и зависть. Газеты наперебойписали о загадочной черноволосой красавице из города старейшин, предрекая ейтитул первой красавицы Лондона.

А Даймонд по-прежнему стоял как неродной и смотрел даже нена хозяйку, а как будто сквозь.

От унижения и разочарования захотелось что-то разбить. Онасхватила со столика возле дивана единственную огромную вазу, полную красныхроз, и грохнула об пол. Ноги и полы ее шелкового кимоно забрызгала вода, стеклопорезало идеальные бархатные бутоны, осколки впились в их плоть и на лепесткахвыступил сок. От звона, сотрясшего воздух, легче не стало.

Анжелика увидела, что Даймонд шагнул в ее сторону ипотянулась к нему навстречу, но юноша опустился на колени и, даже не глядя нанее, ровно произнес:

— Я все уберу.

Пораженная его поведением, девушка отступила, наблюдая заего торопливыми движениями.

— Посмотри на меня! — срывающимся голосом приказала она.

Синие глаза воззрились на нее, но в них не было ни чувств,ни волнения, ничего, чем раньше лучился его живой пылкий взгляд.

— Ты забыл меня? — недоуменно приподняла она брови.

— Нет, — помотал он головой, отчего красновато-каштановыепряди упали ему на бледный лоб.

Анжелика нахмурилась. Она не понимала, как могло выйти так,что этот юноша, такой влюбленный и всегда готовый ради нее умереть, превратилсяв кого-то ей совсем незнакомого.

Девушка оперлась о высокий столик, где ранее стояла ваза, испросила:

— Разве ты не скучал по мне?

Юноша растерялся.

— Госпожа хотела бы, чтобы я по ней скучал?

Анжелика застонала.

— Да что с тобой там сделали?! — Она подскочила к нему и,схватив за грудки, рывком подняла на ноги. — Я не узнаю тебя!

Даймонд и тогда не проявил каких-то эмоций, пробормоталтолько:

— Простите. Позвольте мне собрать осколки?

Руки ее ослабели, сами собой выпуская из пальцев драныйгрязный свитер. Анжелика увидела, как юноша присел на пол и принялся вновьсобирать осколки, и это стало последней каплей. Девушка опустилась на диван, несводя с Даймонда взгляда. Внешне спокойная, внутри своего разрушенного миркаона билась в истерике.

Юноша собрал все разбитые куски и унес их из комнаты. Акогда вернулся, спросил:

— Будут какие-нибудь распоряжения?

Она хотела выкрикнуть, чтобы убирался из ее квартиры, ночто-то в самый последний момент остановило. Девушка лишь покачала головой.

— Уйди.

Он безропотно подчинился, оставив ее одну.

* * *

Сколько Катя не посматривала на Йоро, молчаливо вызывая наоткровенность, мальчик понуро шел рядом и старался не встречаться с ней взглядом.Новые серо-голубые джинсы, подаренные мадам Талилу, сидели на ней как влитые.Шелковая темно-зеленая блузка приятно холодила кожу. Но радоваться обновкам,глядя на мальчика, она не могла.

«Он что-то скрывает», — пришла к выводу девушка и на сердцестало тяжело и неспокойно. Ей было прекрасно известно, что у жизнерадостногооборотня мелочи не способны вызвать заметного огорчения. Случилось что-тосерьезное, о чем он по каким-то причинам не хотел или не мог сообщить.

Узнать что-то через Киру теперь, с появлением Йоро, несоставляло никакой возможности. Девушка затруднялась объяснить себе, почему примальчике ей неловко кричать на Киру и трясти ее за плечи, чтобы заставитьговорить.

Катя вздохнула, украдкой глядя на шагающего рядом Йоро. Длянее очень много значило его мнение. И она боялась его осуждения. Ведь он моготвернуться от нее в любую секунду и уйти навсегда. При мысли, что уйдет он нис кем иным, как с Кирой, ее снедала ревность. Она как червь ела ее разбитоесердце по осколочку.