– Ты же знаешь, что всегда можешь поговорить со мной об Эрике. Я вижу, как ты держишь все внутри, но рядом со мной тебе не нужно быть крутышкой. Я часто скучаю по нему, особенно сейчас, когда Бауэр все ближе. Без Эрика сложно ему радоваться, – сказал Никос, глядя в свой бокал. – В такие осенние дни, пока еще не сильно похолодало, мы обычно хорошо так после обеда выходили на пробежку вдоль реки. Я жаловался на очередные проблемы с девушками, а он покладисто слушал и давал советы. Иногда Эрик откровенничал на этих пробежках, и казалось, это облегчало его «Всплескбергера».

– Его что?

– О, это у нас была своя шутка. Я подтрунивал над Эриком, что у него синдром Аспергера, но только всплесками. Всплескбергер. – Никос улыбнулся и покачал головой: – Глупость, конечно, но мы смеялись.

– Мне нравится, – Кади улыбнулась в ответ.

Приятное разнообразие, чтобы не думать об Эрике, страдающем шизофренией или депрессией.

– Самое лучшее наступало в конце пробежки. Мы сразу направлялись в «Фелипе» и покупали два самых больших буррито, какие у них только были, с гуакамоле и сметаной, сводя на нет любую пользу спорта.

– Ох уж этот Эрик и его страсть к острой еде. – Кади пронзила боль от воспоминаний. – Мама готовила тако, а они с папой устраивали соревнования, кто выдержит больше соуса табаско. Победителей не бывало – оба заканчивали на диване с аспирином. Думаю, это просто был повод, чтобы не убирать со стола.

– Ага! То есть это старая игра? А я-то думал, мы ее придумали.

– Вы тоже так делали?

Никос кивнул:

– Он ловко меня побеждал.

– Я рада, что у него был ты.

– Мы делали друг друга лучше. – Глаза Никоса заблестели.

Кади потянулась было к его руке, но тут официантка, снова появившись, принялась собирать посуду. К тому времени, как она закончила, момент был упущен.

Кади, конечно, дошла в среду до предэкзаменационной лекции по психологии, но опоздала и потому не смогла найти Ранджу, которая, по всему, больше не сидела на их привычном месте. Кади была совершенно не готова к экзамену в пятницу и полностью это осознавала. Она не потрудилась наверстать материал и пропустила половину обзорной лекции мимо ушей. Все, о чем она могла думать, – значение цифр в тетради. Будь у Кади хоть малейшая зацепка, вообще бы прогуляла занятие.

Профессор Бернштейн, как всегда одетый во все черное и застегнутый на все пуговицы, с черным проводом микрофонной гарнитуры на лысой голове, выглядел суперагентом секретной службы факультета.

– Многие выразили беспокойство по поводу эссе. Однако замечу, это единственный раздел экзамена, где часто нет правильного или неправильного ответа, только более сильные и слабые аргументы. Вам нужно будет указать по крайней мере три вторичных источника, учебник не считается, но можете использовать противоречивый источник для контраргументации. Должна быть рассмотрена вся соответствующая информация, даже если она усложнит ваши тезисы.

– Можете дать пример типичного вопроса для эссе? – спросил сидящий рядом с Кади студент.

– Конечно, давайте посмотрим. – Бернштейн поворошил бумаги на кафедре. – Тема для эссе прошлой осени касалась деинституционализации[18]. Второй раздел был посвящен истории психотерапии, в том числе темным временам ранних лечебниц. Несмотря на значительное улучшение в наши дни, многие психиатрические клиники все еще далеки от идеала врачебного «не навреди». Осветите проблемы, связанные с институционализацией сегодня, и определите области, нуждающиеся в наибольшем улучшении и почему.

Раздался коллективный стон.

– Так разве это столь ужасно, когда вас просят критически мыслить на паре естествознания? Давайте попробуем прямо сейчас. Какие проблемы с институционализацией мы обсуждали на занятиях?

Вверх взметнулись руки. Кади без особого энтузиазма записывала ответы тех, кому Бернштейн давал высказаться: «переполнение», «чрезмерное лечение», «неправильный диагноз». Она чувствовала себя ужасно отстающей. Одно хорошо – если они обсуждают эту тему сейчас, в тесте ее не будет, так что всего лишь нужно прочитать все оставшееся.

Профессор Бернштейн вызвал молодого человека в очках, сидевшего в четырех рядах от Кади. Тот встал и заговорил в ясной, уверенной манере, будто позировал на камеру или выступал со сцены. Кади мысленно закатила глаза – еще один всезнайка.

– Меня зовут Дэвид, и мой комментарий таков: никто не должен подвергаться насилию в психиатрической больнице, однако пребывание там не должно походить на оплачиваемый отпуск за счет налогоплательщиков. Я думаю, мы слишком увлеклись психологией как наукой в ущерб здравому смыслу. Психическое здоровье – вопрос общественной безопасности. Учреждения не только обеспечивают лечение, но и защищают остальную часть общества от психически больных людей. Если обеспечение безопасности других означает нарушение некоторых индивидуальных прав, я считаю, что оно оправдано.

Профессор Бернштейн ответил ему, не покидая кафедру:

– Это реальная проблема, Дэвид, и в случае, когда человек представляет непосредственную опасность для себя или других, применимо то, что называется принудительным помещением в лечебницу. В моем родном штате Калифорния оно известно как код пять-один-пять-ноль, что позволяет удерживать человека против его воли в течение семидесяти двух часов. Но отнимать у кого-то личную свободу нельзя легкомысленно. И мы должны быть бдительными, чтобы не допустить превалирования стигматизации психических заболеваний над конституционными правами. Другой…

– Но мы и так ограничиваем Конституцию, когда этого требует здравый смысл, – перебил Дэвид. – Например, ограничиваем право душевнобольных покупать оружие.

– В некоторых случаях, в некоторых штатах – да. Но было бы ошибкой смешивать проблемы психического здоровья со склонностью к преступности. Статистика не подтверждает, и это не соответствует нашим ценностям.

Прежде чем профессор успел спросить кого-то другого, Дэвид повысил голос:

– А как же шизофрения?

Кади оцепенела на месте.

– Многие параноидные шизофреники становятся убийцами. Сын Сэма думал, что убивает людей по приказу соседской собаки. Марк Дэвид Чэпмен считал, что он Холден Колфилд или таким образом произведет впечатление на Джоди Фостер.

Кади глянула на профессора Бернштейна, который спокойно поправлял у рта микрофон.

– Верно, однако это сенсационные примеры психических заболеваний в нашем обществе. Стоит отметить, что имелись существенные доказательства фальсификации симптомов шизофрении этих конкретных преступников для доказательства их невменяемости в ходе защиты.

Дэвид фыркнул: