– Разве не каждый, убивающий человека, в своем роде сумасшедший? Некоторые психически больные люди представляют опасность для внешнего мира. Эти люди должны быть заперты или «запрятаны», прежде чем причинят кому-то вред, нравится им это или нет. Это бомбы замедленного действия.

– Они же люди! – Слова вырвались у Кади прежде, чем она успела осознать.

Все повернулись, отчего ей захотелось провалиться сквозь землю и больше не возвращаться.

К сожалению, профессор Бернштейн оказался заинтригован.

– Не могли бы вы встать, повторить то, что сказали, и назвать свое имя, пожалуйста?

Кади поднялась и мгновенно почувствовала, как от внимательных взглядов кружится голова. Аудитория словно выгнулась пузырем вокруг нее, будто она смотрела через линзу «рыбьего глаза». Все ждали ее ответа, поэтому Кади взяла себя в руки и приказала непослушному рту открыться:

– Меня зовут Каденс. И… – Она заметила справа поодаль Ранджу, та что-то шептала приятелю рядом, наверное, «глянь, это моя чокнутая соседка по комнате». – Я сказала, что они люди.

– Они не нормальные люди, – мгновенно отрезал Дэвид. – И они не нормальные пациенты медицинских учреждений. Они опасны. Если требуется меньшее количество личных свобод для защиты прав других на безопасность и жизнь, то это справедливая сделка.

Физическая близость Дэвида к ней сейчас, его тон, резонансная для нее тема заставляли Кади воспринимать его слова как нападение лично на нее. И в какой-то момент она поняла, что не может сдерживать эмоции:

– Но что это делает с ними? Их удерживают против воли, насколько это сказывается? Они заслуживают прав, они заслуживают сочувствия. Эти люди – жертвы.

Спор походил на тот, другой, что был в прошлом Кади, когда она не смогла высказаться вслух, поражение, которое она всеми силами старалась забыть. Она заставила себя сосредоточиться на высокомерном студенте перед собой, и гнев временно дал ей преимущество. Ужасные воспоминания удалось отогнать, но она слышала их шепот, похожий на барабанную дробь далекого войска. А она стояла в меньшинстве.

– Пока они не сделают жертвами других, – Дэвид отвернулся от Кади, обратившись к профессору Бернштейну за кафедрой. – Вот в прошлом году был случай с молодой женщиной, которая работала санитаркой в психиатрической больнице и была убита невменяемым пациентом с длинным послужным списком вспышек гнева. Мы не защищаем работников психических клиник. Если самое плохое, что сотворят такие пациенты, будет самоубийство – считайте, нам повезло.

Жар затопил Кади, глаза защипало. Она почувствовала, как наворачиваются слезы. Нет, она никак не могла позволить себе заплакать прямо сейчас, перед полным лекционным залом. Они увидят ее реакцию, они зададутся вопросом, какое отношение она лично имеет к теме, они все будут строить предположения. А если бы они знали правду…

Дэвид и другие студенты снова посмотрели на нее в ожидании ответа. Вместо этого Кади села на место и закрылась.

Бернштейн, вмешавшись, взял инициативу на себя:

– Что ж, очевидно, в споре всегда есть две стороны и очень легко разгорячиться. В эссе главное придерживаться аналитических аргументов, подкреплять их цитатами из источников или тематическими исследованиями, которые мы проводили в классе. Переходим к третьему разделу…

Кади сидела с опущенной головой и до конца занятия не сделала ни единой пометки. Когда девяносто минут, отведенные под лекцию, истекли, сидящие рядом студенты активно загомонили. Кади же позволила потоку людей увлечь ее к выходу из аудитории.

Поверх гула раздался усиленный микрофоном голос профессора:

– Пожалуйста, студенты, пропустившие прошлый практический тест, подойдите ко мне перед уходом. Остальным спасибо и всего хорошего.

Кади выругалась себе под нос. Она на миг подумала проигнорировать просьбу, но и так уже пропустила контрольную. Не стоило еще больше усугублять ситуацию. Развернувшись против исходящего людского потока, Кади уныло побрела вниз по широким ступеням аудитории.

Когда она спустилась, профессор разговаривал с молодым человеком. Бернштейн похлопал парня по спине, сказав:

– Хорошо, удачи в пятницу, – и повернулся к Кади: – Вы – Каденс Арчер, верно?

– Да. Простите, что пропустила тест, я правда приболела в тот день. Я все исправлю на экзамене и в течение оставшегося семестра.

– На самом деле тест меня не волнует. Я позвал вас, потому что хотел узнать, как у вас дела.

– О, я уже совсем здорова, спасибо!

– Я не про болезнь. – Профессор Бернштейн с обеспокоенным видом снял гарнитуру. – На занятии вы казались расстроенной.

– О, я просто… – Кади пожала плечами: – Все в порядке. Просто была в корне не согласна с его трактовкой вопроса.

– Без шуток, парень повел себя как подонок.

Неожиданная прямота профессора заставила ее рассмеяться.

– У вас сейчас есть занятия? – спросил он.

– Эм, нет. Собиралась перекусить.

– У меня начинаются приемные часы на кафедре. Как вы смотрите на приглашение на обед у меня в кабинете? Обсудим пропущенный материал и всякое другое.

Кабинет профессора Бернштейна находился на четырнадцатом этаже Уильям-Джеймс-холла, самого высокого здания в кампусе, в нескольких минутах ходьбы от Научного центра. В нем было симпатично и современно, совсем не так, как в других зданиях Ярда. У стены, за широким столом из ясеня, стояли полированные хромированные книжные полки. Поверхность была пуста и чиста, с одного края стоял серебристо-белый моноблок компьютера. Из большого панорамного окна открывался захватывающий вид на кампус Гарварда. С этой высоты он казался тихим и неподвижным, как фотография в брошюре. Сказочный городок Новой Англии, с Мемориальным залом из красного кирпича рядом с шиферными крышами, увенчанными медными куполами, мраморными колоннами Уайденера за ними и белым шпилем Мемориальной церкви, торчащим сквозь коричневеющую осеннюю листву, словно крокус – весенний красавец, рожденный смертью.

– Присаживайтесь, – профессор приглашающе указал на два кубических кресла.

Они оказались куда удобнее, чем выглядели. Кади погрузилась в серую подушку, Бернштейн устроился напротив.

– Я понимаю, что такой большой лекторий создает впечатление обезличенности. Но я забочусь о своих студентах и представляю, как это может быть трудно, особенно после смерти брата.

У Кади вспыхнули скулы.

– Я не думала, что вы об этом знаете.

– Когда студент лишает себя жизни, эту потерю ощущает весь кампус, и как профессор психологии я обращаю на такие вещи особое внимание. Поэтому, когда я увидел вашу фамилию в верхней части списка, проверил, не родственники ли.

Кади рассматривала собственные ладони, задаваясь вопросом, сколько еще из ее профессоров поступили подобным образом.