качестве вееров, а также от кемпинговых ламп. За счет энергии, вырабатываемой генераторами, удалось включить также древние лампы на вертолетной площадке. Зажглись, правда, всего несколько из примерно тридцати штук – те, в которых нить накаливания находилась в рабочем состоянии.

Из динамика работающего на батарейках проигрывателя компакт-дисков в маленькой комнатке на втором этаже зазвучали старые мелодии. Звуки музыки смешивались в тяжелом, жарком, влажном воздухе с взвизгиванием чьей-то собаки, кошачьими воплями, а также с болтовней, шутками, смехом и пением примерно дюжины медсестер отделения реанимации и других медиков. Они отдыхали в комнатке после отработанной смены, во время которой усердно обмахивали пациентов картонками. Люди поочередно выходили, чтобы воспользоваться туалетом, который представлял собой обычное ведро, и возвращались обратно. Одни сидели на полу, другие отдыхали, лежа на их ногах или на чьих-то вещах. Проигрыватель принадлежал дочери доктора Эвина Кука. Она же была хозяйкой устроивших концерт кошек – две из трех ее любимиц все еще были живы. Кук-старший покинул свой кабинет, расположенный рядом с выходом из больницы: его предупредили о возможных попытках незаконного проникновения. Он вытащил койку в коридор, рухнул на нее и погрузился в тяжелое забытье, не обращая внимания на шум вокруг.

Главная больничная аптека, к счастью, находилась в дальнем от переполненного пациентами вестибюля конце коридора. Она была укомплектована лекарствами благодаря тому, что после урагана в больницу вертолетом был доставлен груз препаратов для ее пополнения. Несколько фармацевтов по очереди дежурили, сидя на стуле, у темного помещения аптеки. Когда дежурному приносили назначение, он нырял внутрь, светя себе головным фонариком. Несмотря ни на что, фармацевты требовали выписанный врачом и подписанный им документ. Их можно было понять: приходилось выдавать препараты, которые могли быть опасны, если бы попали не в те руки или использовались неправильно. У фармацевтов больницы, в отличие от того врача, с которым беседовала Скарлетт О’Хара в фильме «Унесенные ветром», имелся широкий набор лекарств, облегчающих боль, включая морфий.

Анна Поу выписала морфий пятидесятилетней женщине, страдающей онкологическим заболеванием, – пациентке своей коллеги, которую она заменяла во время урагана. Женщина получала морфий уже довольно давно. Специальный насос постоянно прокачивал препарат через ее кровеносную систему – до того, как отключилось электричество. Но для работы насоса требовалась электроэнергия.

Женщина громко стонала. Одна из медсестер сообщила об этом Поу, и Анна назначила пациентке внутривенную инъекцию сильного обезболивающего. При этом Анна проявила осторожность, сократив дозу: ведь раньше женщина получала ее в течение часа, а теперь ее предстояло ввести единовременно. Фармацевт оформил рецепт. Медсестра, которая была лично знакома с пациенткой, сделала укол, который, судя по всему, облегчил страдания больной.

Главным приоритетом Поу в сложившейся ситуации было сделать так, чтобы пациенты чувствовали себя комфортно, насколько это было возможно. Что же касается всего остального, то она и другие врачи пришли к соглашению, звучавшему примерно так: «Мы мало что можем сделать для этих людей».

Медсестрам было отдано указание не ставить пациентам капельницы и даже не давать им обычных препаратов, поскольку больница работала в «чрезвычайном режиме» и в помещениях царила такая темень, что проведение обычных процедур было небезопасно.

Ночью на том этаже, где дежурила Поу, один из пациентов перестал дышать и умер. Позже Анна вспоминала, что подумала тогда: «Мы живем в величайшей стране мира, и все же больных часто бросают на произвол судьбы, а я сама с нетерпением ожидаю спасения, чувствуя печаль, разочарование и беспомощность».

Притом что уход за пациентами был ограниченным, а лечение фактически не осуществлялось, больные все же требовали к себе внимания. Многие просили, причем иногда очень громко, лекарства, которые, как они знали, были им нужны. Но большинство врачей твердо придерживались принятого решения. Кэрри Мае Холл, семидесятивосьмилетняя пациентка «Лайфкэр» с длинными, стянутыми лентой волосами, которую ее многочисленные родственники называли «дорогая мама», каким-то образом сумела остановить проходящего мимо медбрата. Более того, ей удалось убедить его, что ей необходимо удалить слизь из гортани (еще до урагана Кэрри ей была сделана трахеостомия). На медбрата произвело впечатление упорство, с которым женщина цеплялась за жизнь, лежа в вестибюле больницы рядом с банкоматом банка «Гиберния» в окружении самых тяжелых больных, многие из которых были отнесены к третьей категории. Он прочистил ей дыхательные пути с помощью специального переносного аппарата и посоветовал не сдаваться.

В другом конце вестибюля одна из медсестер позвала супервайзера к Родни Скотту, больному из отделения реанимации. Его эвакуация была отложена из-за его веса и огромных габаритов. Незадолго до этого доктор Эвин Кук по ошибке принял его за мертвого. «Меня вывезут? – поинтересовался Скотт. – Говорят, что меня нельзя вытащить отсюда, потому что я слишком большой». «Конечно, мы вас вывезем, как и всех остальных», – попыталась успокоить его супервайзер. Ей даже не приходило в голову, что пациенты боялись быть брошенными.

Смерть пациентов была сильным деморализующим фактором для некоторых медработников. В то же время другие подобные случаи заставляли хоть как-то систематизировать процедуры по уходу. Доктор Брайант Кинг отправил группу медсестер из одного конца вестибюля в другой, чтобы измерить давление пациентам-гипертоникам и проверить уровень сахара у диабетиков. «Если окажется, что им надо дать лекарство, мы это сделаем», – заявил он. После этого медсестры сделали некоторым пациентам уколы инсулина и дали другие нужные препараты. С самого начала Кинга, который серьезно повздорил с Куком, отключившим одному из больных монитор сердечной деятельности, мучило ощущение, что врачи не делают для пациентов всего, что могут. По настоянию Кинга медсестры извлекли из коричневых бумажных конвертов фотокопии историй болезни и стали искать там диагнозы, требующие срочных лечебных мер или постоянного контроля за состоянием пациента. В случаях, когда такой диагноз обнаруживался, медсестры писали его на листке бумаги и приклеивали скотчем прямо к телу больного. Это должно было помочь следующей смене медсестер разобраться, какие именно особые потребности имелись у данного пациента.

Работать в ночную смену на втором этаже Мемориала, изнывая от жары и зловония, все же было лучше, чем спать в грязи под дождем в учебном лагере армейского резерва для школьников старших классов в Южной Каролине. Отец Кинга, военный в звании сержанта, настаивал на том, чтобы и Брайант, и трое его младших братьев – все они росли в восточном Чикаго, штат Индиана, а их родители были в разводе – изучали военное дело и привыкали к дисциплине. Будучи студентом медицинского колледжа, Кинг во время двухмесячной практики на Ямайке лечил пациентов и ухаживал за ними, не имея никакой сложной аппаратуры, даже рентгеновского аппарата. Именно тогда он научился делать максимум возможного и опираться прежде всего