«Первый день следственного эксперимента проходит хорошо; Томас неплохо воспроизводит ход убийства. Через первоначальную регрессию ему удаётся соприкоснуться со всем событием и тем самым воссоздать полную картину. Как и на терапевтических сеансах, когда он применяет регрессию для погружения в определённую обстановку и сопутствующие ей ощущения, в данном случае также стало возможным использовать механизмы этого процесса».

Спустя неделю после следственного эксперимента один из врачей описывает в журнале Квика его психическое состояние — на сей раз всплывает куда больше подробностей:

«Клинически состояние пациента можно охарактеризовать как близкое к шизофрении. Внешне пациент производит хорошее впечатление: его высказывания чёткие и логичные. На более глубоком уровне проявляются признаки расщепления личности, которые при неблагоприятных условиях приводят к столь непредсказуемым реакциям, что речь может идти о психозе. Наблюдаются также признаки расстройства множественной личности».

Расстройство множественной личности известно с XVI века: именно тогда впервые была описана французская монахиня, в которую вселялись разные «личности». До конца этот феномен так и не изучен, и многие годы он вызывает горячие споры в научных кругах. В 1791 году врач Эберхард Гмелин опубликовал результаты исследования двадцатилетней женщины из Штутгарта, которая внезапно могла изменить собственную личность и начинала безупречно говорить на французском. Возвращаясь в обычное состояние, она не помнила, что делала, будучи «француженкой». В своём 87-страничном докладе Гмелин подробно описал, как научил женщину менять собственную личность движением руки.

До 1980 года науке было известно около двухсот случаев «меняющейся личности», но с появлением в США разного рода клиник для лиц, страдавших подобным расстройством, количество людей с данным синдромом резко увеличилось. С 1985 по 1995 год такой диагноз был поставлен уже около сорока тысяч раз — и это в одной только Северной Америке.

Неожиданный рост заболеваемости объяснялся просто: тому способствовали популярные книги, фильмы и документальные программы, затрагивавшие эту тематику. В американской литературе описаны индивиды, имевшие более тысячи четырёхсот «альтернативных личностей», не знавших о существовании друг друга: при этом у каждой из этих личностей было имя и собственные черты характера.

Особые формы терапии, позволявшие пробудить вытесненные воспоминания и обнажавшие новые личности в теле одного человека, превратились в довольно прибыльную индустрию. Однако за расцветом и успехом последовал сильный спад, который начался уже в первой половине 1990‐х годов.

Пациенты с диагнозом «расстройство множественной личности» в 95 процентах случаев были «жертвами сексуального насилия». Как правило, до начала терапии они этого не знали, и именно врачи «помогли им всё вспомнить». Правда, немало пациентов вскоре обнаружили, что их воспоминания оказались ложными, а множественные личности, которые якобы жили в них, были плодами труда врачей. Многих терапевтов привлекли к суду за неправильное лечение, и им пришлось выплачивать десятки миллионов крон за ущерб, нанесённый пациентам.

В последние годы этот диагноз всё больше подвергается сомнению; специалисты сходятся в том, что столь серьёзные расстройства личности возникают у людей под влиянием, с одной стороны, СМИ и безответственных врачей, а с другой, лекарственных препаратов — прежде всего бензодиазепинов. В настоящее время диагноз «расстройство множественной личности» рассматривается в рамках диссоциативного расстройства идентичности.

Когда в 1995 году Томас Квик начинает всё чаще менять личности, врачи 36-го отделения приходят в замешательство.

Как-то раз один из сотрудников видит Томаса Квика в душе. Вокруг его головы обёрнуто полотенце, а сам он размахивает руками и повторяет: «Нано идёт, Нано идёт». Два «Ксанора», две клизмы со «Стесолидом» и успокаивающая беседа помогают ему справиться с кризисом. Сотрудник лечебницы звонит Биргитте Столе и спрашивает, что такое «нано». Столе поправляет: это Нана — так Квик называет собственную мать.

«Нана уже появлялась на терапевтических сеансах; её образ куда сильнее Эллингтона».

Вскоре новая личность Квика станет обычным явлением в отделении. В журналах я нахожу описания его преображения — как, например, в подробно задокументированном телефонном разговоре Стуре и Столе:

— Это терапевт?

— Да, это я. Добрый вечер, Стуре! Как дела?

— Это не Стуре. Это Эллингтон, — ворчит Квик. Раздаётся типичный для Эллингтона смех.

— А где Стуре? — интересуется Столе.

— Я — Эллингтон, а Стуре в своей комнате. Ха-ха! Здесь его нет. Он трус, который обожает строить из себя жертву. Вообще-то, он хочет пойти в музыкальный салон — раздеться там догола и изображать жертву. Мне есть что рассказать терапевту. Эллингтон написал письмо.

Столе спрашивает:

— У вас с собой письмо? Можете его прочитать?

Эллингтон зачитывает:

«Привет!

Стуре — лжец, грязная свинья.

У него нет ни единого шанса против меня!

Сегодня ночью я заставлю его повеситься.

О, с каким удовольствием я буду это созерцать.

Я знаю правду, а Стуре — нет. Именно Стуре умертвил плод, который он называет Симоном.

Его обвинениям придёт конец. Мне ничего не грозит, но Стуре потерял контроль, а произошло это потому, что он перестал меня слушать.

Я СИЛЁН!

Пусть убивает себя — разумеется, с моей помощью, но он-то этого не поймёт. Сыграю на его так называемом чувстве отчаяния. Мне необходимо убивать, но мне не нужен такой слабак.

Желаю приятной находки и чудесной уборки.

Мне плевать, если моё последнее послание не слишком вписывается в ваш чопорный мир.

С НАИСМЕРТЕЛЬНЕЙШИМИ пожеланиями,

Эллингтон.

P. S. Передайте привет его “превосходному” терапевту!!!»

— Стуре…

— Я Эллингтон!

— Я хочу поговорить со Стуре.

— Ничего не выйдет. Здесь только Эллингтон.

— Поможете мне?

— В смысле? Я что, должен участвовать в какой-то терапевтической игре? Мне тоже можно в неё поиграть?

Столе отмечает, что Эллингтон внезапно становится «заискивающим, хотя до этого его тон был полон презрения».

— Можно. Но сначала я хочу, чтобы вы открыли дверь телефонной кабинки и позвали персонал.

— То есть мне надо позвать кого-то из тех, кто там ходит? Зачем это?

— Мне нужно с ними поговорить.

Эллингтон открывает дверь и кричит: «Персонал! Персонал!».

В медицинском журнале один из сотрудников записал, что Томас позвал их и сказал: «Сейчас терапевт начнёт вас дурить!»

Но в записях Биргитты Столе окончание беседы совсем иное:

«На этом месте Эллингтон теряет власть над Стуре. Он молчит, и я начинаю слышать голос Стуре — сначала совсем слабый, но постепенно он становится сильнее — частично благодаря моей поддержке и попытке вернуть его в реальный мир. Когда он выходит из кабинки, то видит на стенах умиротворённые лица убитых мальчиков».

На следующий день Биргитта Столе показывает Томасу Квику запись разговора с Эллингтоном. Прочитав о ночных проделках Эллингтона, Квик и Столе приходят в восторг. Мне Стуре рассказывает, что просто притворился, будто ничего не знает о ночной беседе, ведь, согласно теории о множественных личностях, эти