Орис успел забраться в нишу и заглянуть в узкое окно, как раз когда Мастер вытолкнул обоих мальчишек на середину храма и стянул с них плащи. Оба словно проснулись, начали озираться в страхе. Замерли, увидев выходящего из дальнего притвора настоятеля – белобородого старика в полотняной куртке, какие носят небогатые горожане, только черной и с хиссовым терцангом на груди.

Настоятель что-то сказал, Орис не смог разобрать слов, лишь гул, дробящийся в арках и колоннах. Мастер ответил, отошел. Мальчишки остались стоять, хотя видно было, что оба мечтают сбежать. Риллах снова что-то сказал, теперь уже будущим подмастерьям – и вдруг все огни в храме погасли, последние слова настоятеля превратились в завывание шторма, окно, к которому прислонился Орис, обожгло льдом. Узкий карниз под ним задрожал, словно расплылся, и Орис полетел вниз, на клумбу с хризантемами.

«Только бы не помять, Риллах шкуру спустит!» – подумал он, изворачиваясь на лету.

Слава Двуединым, он успел зацепиться за крыло каменного демона и приземлился на каменный откос у стены. Показалось, что демон ухмыльнулся во все свои акульи зубы. А ровно через мгновение двери храма отворились, выпустив Мастера.

– Шорох! Иди и убей то, что там осталось, – велел Мастер. – На алтаре.

Он вложил в руку Ориса трехгранный клинок милосердия и указал на приоткрытую дверь в храм. Закутанный в плащ мальчишка рядом с Мастером не пошевелился, даже его дыхания уловить было невозможно.

Скользнув в храм, Орис огляделся. Ничего не изменилось: все так же багрово светился терцанг над плоским камнем алтаря, так же прятались меж колонн тени. Только внутри знака Двуединства, вписанного в круг сдвоенного треугольника, металось похожее на большую ящерицу существо, разевало клыкастую пасть, выло, скулило, припадало на передние… руки?!

Орис крепче сжал нож, выдернул из штанов веревку – она притворялась частью пояса. Несомненно, он убьет это. А потом узнает, что это такое.

Стоило приблизиться к кругу, как это щелкнуло зубищами, а потом задрало чешуйчатую морду и завыло, заплакало: мау, ма-мау! От плача тошнило, хотелось, чтобы это скорее замолчало. Орис шепнул умну отрешения и прыгнул существу на холку. Оно неуклюже задергалось, попыталось достать его кривой рукой с острыми когтями, но нескладное тело не слушалось, а карие глаза с вертикальным зрачком плохо видели – это упало, проскользило по полу и врезалось головой в алтарь.

– Ма-мра-а-у… – не то скулило, не то рычало это, пока Орис затягивал петлю на лапах и запрокидывал на алтарь уродливую голову.

Скулеж прекратился, лишь когда Орис проткнул артерию и кровь вылилась на плоский камень.

– Свет к свету, тьма к тьме, – шепнул Орис положенное прощание, вытер нож об обрывки одежды на трупе и покинул храм. Не оглядываясь: Хисс не любит, когда его слуги оглядываются.

– Хисс принял его, но в нем была драконья кровь, – не дожидаясь вопросов, сказал Мастер. – Потомки Хисса могут выдержать Его взгляд лишь взрослыми. Не раньше шестнадцати.

Орис тяжело сглотнул. Вот, значит, почему отец не водил в храм Стрижа: в нем может быть драконья кровь. И самого Ориса, получается, не водил? Или он забыл, так же, как пятеро новых подмастерьев. А может быть, и Стрижа водил, и забыли оба.

Больше о первом испытании подмастерьев Мастер не говорил, а Орис не спрашивал. Все, что нужно, он уже знал, а большее…

– …станешь мастером, все узнаешь, – отвечал на лишние вопросы отец.

До этого случая Орис думал, что «мастер» – это мастер теней. Но, возможно, он думал неправильно.

С появлением новых учеников метода тренировок изменилась. Никого из них Мастер не учил работать в паре и доверять, напротив – все занятия строились на принципе «каждый за себя». Лишь для Ориса со Стрижом наставник делал исключение и старался, чтобы остальные ученики этих особых занятий не видели.

– Выдох, замри, – тихо приказывает Орис.

Стриж застывает, не дышит. Орис считает удары сердца: семь, восемь… двенадцать… Взгляд Мастера холодит затылок. Лицо брата краснеет, он качается – тридцать три, тридцать четыре… Хочется крикнуть: дыши! Но Орис продолжает считать: сорок один…

– Дыши! – приказывает он за миг до того, как брат потеряет сознание.

Стриж вдыхает со всхлипом, кашляет, падает на колени.

– Выдох, замри! – снова приказывает Орис: все в нем протестует, ведь брату больно и плохо – но Мастер велел, а Мастер лучше знает. Приказ Мастера – закон. И его приказ – закон для брата…

Отогнав воспоминания, Орис хмыкнул про себя: его приказ – закон не только для Стрижа. Для Хомяка и малышей тоже. Больше половины занятий с новыми подмастерьями вел он. И об этом узнал Седой.

– Что с Поплавком, Чудиком и Сундуком? – тем же тоном, что отдавал приказы, спросил Орис.

– Мастер велел говорить, что их отдали в приют, – мертвым голосом ответил Хомяк; на слове «Мастер» едва заметно запнулся. – Тела скормил псам.

Подмастерье замолк, глядя в пол. Со стороны кухни послышался вздох и шелест юбок: Фаина услышала, но не стала вмешиваться. Она никогда не вмешивалась – лишь недавно Орис понял, насколько редка среди женщин, да и мужчин, подобная мудрость. «Позволь реке течь, и река позволит тебе плыть». Придется и Орису позволить реке течь, хоть это и будет стоить жизни Хомяку – если только не удастся избавиться от Седого раньше, чем мальчишка пойдет на корм псам.

– Умна пустоты, – шепнул Орис, касаясь точки между бровей Хомяка: ему лучше забыть этот разговор.

Подмастерье послушно закрыл глаза, выдохнул «хии» и встрепенулся.

– Мастер Шорох, вас ждут в конторе.

Орис кивнул, продолжая размышлять о том, какой подвох приготовил ему Седой, развернулся и пошел на второй этаж, к кабинету отца: через тайную галерею ближе, чем по улице. Отворил дверь, встретился взглядом с «основателем компании» на портрете – удивительно напоминающим настоятеля Риллаха, только без бороды и в пурпурном бархатном камзоле с брыжами – и лишь тут сообразил, что раз Мастер больше не живет в этом доме, то и хода нет. Теперь галерея соединяет контору Ткачей с домом достопочтенного заводчика бойцовых псов. Но, словно желая убедиться в том, что Диего бие Морелле уже не Мастер Ткач, он захлопнул дверь перед носом Хомяка и толкнул раму портрета. Тот едва слышно скрипнул, повернулся на петлях…

На Ориса пахнуло затхлостью, рыжим мхом и грибами. Зачесался нос. Из-за поворота галереи, едва освещенной сиреневыми шляпками «светлячков», послышался шорох лапок и словно бы шум прибоя. Орис застыл, прислушиваясь и принюхиваясь: раньше галерея была прямой, и ни крыс, ни рыжего мха в ней не водилось. Отчаянно захотелось проверить, куда теперь ведет Хиссов ход – но за дверью ждал Хомяк. Надо ему что-то соврать… или нет. Не надо. Он сам придумает оправдание визиту Ориса в кабинет отца куда лучше.

Закрыв дверь-картину, Орис покинул кабинет и, не обращая внимания на Хомяка, быстрым шагом направился прочь к выходу. Не останавливаясь, прихватил с вешалки куртку, натянул поглубже капюшон, захлопнул за собой дверь и, все так же не глядя по сторонам, направился в ближайший тупик.