Риан ничего не ответил.

Он просто ушел.

Я провожала его темный силуэт взглядом, как в замедленной съемке, и, закусив губу, изо всех сил старалась не разреветься.

И лишь когда за Рианом закрылась дверь, я дала волю эмоциям. Слезы душили, проклятье рвалось наружу, и неотвратимое осознание било по и без того натянутым нервам…

Вермиль не создавал проклятье.

Именно он его сдерживал.

И как только темный маг исчез, эта сила высвободилась.

И я понятия не имею, почему так произошло! Откуда вообще тогда взялось проклятье?! Почему Вермиль нарочно лгал, выставляя себя злодеем, хотя сам при этом не давал этой тьме одержать надо мной верх?!

Вот только темного больше нет, так что ничего он мне не ответит…

Все, Риан, сам того не желая, выпустил джина из бутылки. И теперь лишь высшим силам известно, как долго я смогу эту силу сдерживать…

Но я должна продержаться, должна как-то дотянуть до свадьбы с Ирвином, недолго ведь осталось! Не случайно же Вермиль упорствовал, что только это спасет от проклятья в итоге! Только вот…

Риан не может знать, почему я так отреагировала, почему его прогнала. Он примет все за чистую монету. И даже страшно представить, какой это удар по его гордости и самолюбию…

Запрокинув голову, я прикрыла глаза. Ничего-ничего… До свадьбы осталось совсем немного. Я постараюсь сдерживать проклятье все оставшееся время.

Только почему же именно к Риану оно и рвется больше всего?..

Будто…именно с ним и связано…

Мне нужны ответы. И я их найду.

— И говорит тогда Василиса Прекрасная Ивану-царевичу: «Что же ты, Иванушка, наделал, зачем сжег лягушачью шкуру? Так была бы я твоя навек, а теперь все, аривидерчи». И фьють — нет царевны… Очень поучительная история о том, как благие намерения по незнанию приводят совсем не туда, — подытожила я, отломав ворону кусочек коржика.

Гордый птиц клюнул пару раз, но на этом весь его интерес и к выпечке, и ко мне закончился — ворон взлетел над насест под самым потолком.

Натирающий большое расписное блюдо Фиташ шумно вздохнул:

— Совсем бедолага плохо ест. Хотя я ему самые лакомые кусочки отдаю… Но все равно мне кажется, он даже отощал за эти дни… Может, от тоски? Хотя вряд ли он способен тосковать, ведь человеческого в нем совсем не осталось…

Я задумчиво покрутила чашку с горячим шоколадом в руках.

— Я все же уверена, что как только проклятье спадет, Вермиль вернет себе человеческий облик. Риан изгнал его призрачную сущность, но сама жизнь вашего брата все равно на этом проклятье завязана. Так что все еще есть надежда.

Фиташ снова шумно вздохнул. Налив себе чашку чая и снова водрузив медный чайник на печь, сел за столик напротив меня. Несколько минут мы просто молчали. За окнами пекарской лавки завывала вьюга, а здесь так уютно потрескивали дрова в печи, пахло свежей выпечкой и корицей — прямо уголок уюта и умиротворения посреди всего этого безумного мира…

— Ты сама-то как? — спросил пекарь чуть робко, словно опасаясь, что я в ответ точно выдам, насколько все плохо.

— Нормально, — я пожала плечами. — Хоть какой-то плюс от этого проклятья нашелся — моя магия начала активизироваться, эдакий механизм самозащиты и самосохранения запустился. Она сдерживает эту тьму, не дает ей вырываться. Мне бы еще для полного счастья понять, что все же происходит…

— Я бы и рад помочь, Лиза, но никак, — Фиташ даже чай отставил. — Как ты и просила, я покопался в обиталище Вермиля, но никаких записей, дневников или еще чего, что могло бы дать нам зацепку я так и не нашел. Но мой брат всегда был скрытным. Он как замкнулся после смерти нашей мамы, так все… А ведь каким одаренным целителем он был! Но то, что не смог спасти самого дорогого для себя человека, его сломило… Вермиль сказал тогда: «Какой толк от вашей доброй светлой магии, если в час самой страшной нужды она совершенно бесполезна?». А я ведь пытался его отговорить, но он и без меня знал, сколь страшна темная магия, сколь высокую цену она имеет, и, что самое печальное, мой брат сознательно пошел в эту тьму. И с тех пор окончательно от меня отдалился… Потому я могу лишь гадать, что же он задумал, почему тебе помогал. Я ведь и сам до последнего считал, что именно он создал проклятье. Ан нет…

— Ну вот как исправим все, оживим его, так и приставим к ответу, — я ободряюще ему улыбнулась. — Все-таки то, что ворон при вас, никуда не улетает, уже хоть как-то дает надежду на то, что часть сути Вермиля еще жива. Пусть даже сам ворон больше никакой осознанности не проявляет, но не просто так он здесь.

Фиташ в ответ лишь кивнул. А ведь при всем его прежнем ворчании и сетованиях на брата все эти дни он был сам не свой. Несмотря ни на что, он, как и я, очень бы хотел Вермиля спасти.

Выйдя из пекарни, я остановилась на крыльце. Злой колючий ветер швырял в лицо снег, словно за что-то на меня обиженный. Зябко кутаясь в меховую накидку, я спустилась на тротуар и поспешила прочь, насколько вообще можно было спешить по такой погоде. Как и все дни до этого, я пришла сюда пешком, да и дорогу уже прекрасно знала.

А ведь эти вылазки к Фиташу в последнее время стали для меня отдушиной… Вовсю шли приготовления к свадьбе, Ирвин каждый день капал мне на мозг своим ожиданием «большого распрекрасного счастья», проклятье ни на миг не позволяло о себе забыть… И я ничего не знала о Риане.

С того вечера, когда у нас дома был прием, я больше Риана не видела. Забив болт на занудное желание Ирвина таскать меня по всем приемам, я в свет не выходила. Леди Амирая была занята предсвадебными хлопотами и о герцоге мне не напоминала, а лорд Маврус, хотя у него и имелись какие-то дела с Рианом, тоже ни разу и словом о нем не обмолвился.

Но в отсутствии информации я и сама себя прекрасно накручивала. И что Риан уже вовсю милуется с выбранной невестой, и что точно так же готовится к скорой свадьбе… Если раньше у меня период «полнейшая неведомая дичь» в мыслях завершался новогодней ночью, а дальше наступало «светлое будущее». То теперь я даже не представляла, что и как будет после.

Магический свиток по-прежнему мне выдавал имя Ирвина и едва читаемое Ребекки. Пока ничего не менялось. Хотя после того, как по моей просьбе, мы с леди Амираей съездили к фамильному склепу и я оставила там букет цветов, имя в списке будто бы стало бледнее. Хотя мне могло и просто казаться…

Ветер все не унимался. Прохожих по пути вообще не попадалось. Нормальные люди в такую погоду либо никуда не выходили, либо если и отправлялись куда-либо, то исключительно в экипажах. Так что к тому моменту, когда я добралась домой, я окончательно продрогла.

Взявший у меня накидку наш сердобольный дворецкий покачал головой:

— Госпожа, я сейчас же скажу, чтобы вам приготовили горячий чай! Как пожелаете: с ромашкой или с медом?