Глава 56

Черноморск, наши дни

– И после этого вы утверждаете, что ваша жена убила Богданову? – Геннадий потер нывший затылок.

Рассказ Ставицкого произвел на него тягостное впечатление.

Валентин кивнул:

– Она явилась за полночь, совершенно пьяная. Не знаю, как ей удалось привести машину и не попасться патрулю ДПС.

– И ничего не сказала? – уточнил Виталий.

Валентин наморщил лоб:

– Кажется, пробормотала что-то вроде: «Больше тебе никто не станет навязывать развод». Признаться, тогда я не обратил на это внимания.

– Но для обвинения в убийстве нужны веские доказательства, – Волошин снова взял ручку. – У вас они имеются?

Валентин наклонил голову:

– Да, имеются. Поехали к нам домой. Я все покажу.

Глава 57

Русь. 1391 г.

Байсункар с неудовольствием отмечал, что Тимур, будто бы играя с приемышем, давал ему все шансы сохранить свое положение, но Тохтамыш этого, по всей видимости, не ценил. Он продолжал захватывать и сжигать земли, ни словом не уведомляя об этом Великого эмира, и однажды Тимур сказал:

– Ладно, Байсункар, я сделаю то, чего вы все от меня ждете. И, честно говоря, пришла пора наказать этого мальчишку. С завтрашнего дня выступаем в поход. А сегодня я хочу провести смотр своего войска.

Богадуры обрадовались. По государству прокатилась весть, что Тохтамыш поплатится за свою наглость.

К обеду солдаты приготовились к смотру, Тимур лично обошел все ряды, поговорил с сардарами, эмирами, минг-и юз-баши, которые всегда охотно сообщали ему, в чем нуждаются воины. Великий эмир улучшил экипировку, пополнил вооружение, выслал вперед лазутчиков и напомнил о необходимости соблюдать гигиену.

Он гордился тем, что, в отличие от Чингисхана, дозволял солдатам мыться перед боем, не считая это плохой приметой.

Двухсоттысячное, хорошо обученное и экипированное войско направилось к Золотой Орде. Все ратники получили причитавшееся им жалованье и годовой запас провианта. Каждый вел лошадь под попоной из звериных шкур.

Впереди походной колонны шел авангард из нескольких туменов, за ним в золоченой кибитке ехал Тимур, облаченный в горностаевую шапку, с короной на голове. За кибиткой Великого эмира двигались остальная конница, пехота и обоз с походным двором, включавший казну, арсенал, одежду и защищавший многочисленный конный отряд. Семьи воинов передвигались на собственных повозках.

Наткнуться на Тохтамыша сразу и дать бой им не удалось. Войско блуждало по низовью Сырдарьи, вступив в безжизненную пустыню. Тимур почти не выходил из кибитки, разве только тогда, когда повар приносил ему еду.

Неожиданно начало болеть раненое колено, и боли становились все нестерпимее. Ночью Великий эмир кусал зубами кулак, чтобы не застонать, не показать своих страданий. Иногда под утро, мокрый и обессиленный от боли, он выкатывался из кибитки, не в силах ступить на ногу, и, падая ниц, воздевал руки к небу, прося Аллаха прекратить его мучения, но тут же молил о прощении за свою просьбу, укоряя себя за слабость.

Однажды его увидел саид Береке, сопровождавший эмира в походе.

– Почему ты не обратишься к нашему лекарю? – спросил он с удивлением. – Зачем терпеть такие страдания?

Тимур покачал головой:

– Эти страдания посланы мне Аллахом. Никто, кроме него, не в силах избавить меня от них. – Он поцеловал рукоятку сабли, где покоилась жемчужина. – Я чувствую, что он ждет от меня какого-то поступка. Но я не знаю, что нужно сделать. Подскажи, Береке.

Саид задумался.

– Скоро мы дойдем до горы Сюгюр-Тенгиз, – сказал он задумчиво. – Помнишь, что делал Чингисхан, когда его войско останавливалось у возвышенности?

Тимур заставил себя улыбнуться:

– Он всегда поднимался на гору и благодарил Аллаха или просил его о чем-нибудь, – ответил сын Тарагая. – Клянусь Аллахом, я сделаю точно так же. Но я не хочу ни о чем его просить. Он и так слишком много для меня сделал. И, верю, сделает еще, потому что я всегда поступал правильно. А вот благодарить его я готов и днем и ночью.

Он снова скорчился от боли, снова закусил кулак, и Береке подумал, что этого человека не зря прозвали Железным хромцом. Ни одна душа никогда не знала о его страданиях, даже его жены. И облегчения своим страданиям он, судя по всему, на священной возвышенности просить не собирался.

– Дед, почему ты не спишь? – к кибитке подошел внук Тимура Пир-Мухаммед, стройный, как тростник, с черными миндалевидными глазами газели.