– Скажи своим разведчикам, чтобы внимательно изучили положение дел в армии противника, – сказал он тихо. – По слухам, сейчас у него вдвое больше солдат, чем у меня. Если это правда, нужно будет подумать, как одолеть его хитростью.

Оман широко раскрыл темно-карие глаза:

– Ты не надеешься победить его силой?

Тимур покачал головой:

– Тебе известен мой принцип, Оман. Если я могу сохранить жизнь хотя бы одному воину, я это сделаю.

Военачальник снова поклонился. Он знал, что Тамерлан его не обманывал. Порой Великий эмир проявлял милосердие даже к врагам, если видел их честность и доблесть. Но не всегда. Тамерлан был способен и на невиданные зверства.

Оман вспомнил хорасанский город Себзевар и содрогнулся. По приказу Железного хромца пленных этого города бросили в канаву и буквально закатали в толщу каменной кладки.

Конечно, кумир Великого эмира Чингисхан тоже славился своей жестокостью, относясь к пленным как к пушечному мясу, но его жестокость порой можно было оправдать военными целями. А Тимур иногда просто получал удовольствие от садизма.

Интересно, как в нем сочетались такие противоречивые качества?

Оман подумал, что сын Тамерлана превзошел жестокостью своего отца, воздвигнув в разрушенном городе пирамиду из черепов. Правда, тогда Великий эмир назвал его дураком… Но при этом его голубые глаза горели необычайным блеском, и военачальники поняли, что Хромец гордится своим отпрыском.

Оман не раз признавался себе: он боится своего повелителя и в то же время уважает его. Может быть, это уважение граничило со страхом? Как бы то ни было, приходилось держать ухо востро. Тамерлан мог наказать за малейшую провинность.

– Я хотел бы спросить твоего совета, повелитель, – прежде чем уйти, военачальник решил поделиться с Тимуром своими опасениями, которые мучили его уже не первый день.

Сын Тарагая устало откинулся на подушки.

– Говори, – разрешил он.

– Недавно ты пригрел дервиша, – начал Оман-шейх. – Помнишь, мы подобрали его в песках?

Тамерлан наклонил голову, рассматривая узор на ковре:

– Конечно, помню.

– И тебе он не показался подозрительным?

– Ах, вот ты о чем, – Железный хромец улыбнулся уголками губ. – Показался, еще как показался. Поэтому я его и пригрел. Не волнуйся, Оман, я не спускаю с него глаз. Но пока он мне нужен, и позже ты узнаешь, для чего.

Тимур давно заметил, что дервиш крутился возле его шатров, но не обращал внимания.

Оман-шейх поклонился Великому эмиру, его большие влажные глаза потускнели.

– Что-то подсказывает мне, что мы с тобой больше не увидимся, Тимур, – грустно произнес он, и Тамерлан замахал руками:

– Не гневи Аллаха, Оман. Ты прославленный воин и прекрасный стратег. Мы с тобой одержим еще много побед.

Военачальник ничего не ответил. Он направился к своему шатру, чтобы собираться на поиски Тохтамыша.

А через несколько дней Тамерлан получил известие: отряду Оман-шейха удалось задержать Тохтамыша ценой своей гибели.

Тимур немного погоревал, посетовав, что никогда больше не увидит удалого начальника, и поспешил на встречу с тем, кого раньше считал преданным другом, приказав своему войску растянуться на десятки километров и потом сжаться в кольцо, чтобы не упустить «дичь».

Глава 58

Река Кондурча. 14 июня 1391 г.

Тимур осматривал огромную волжскую степь в месте слияния двух рек – Сока и Кондурчи. Здесь он приказал своему войску разбить лагерь – город с прямыми улицами, и все более и более убеждался, что лучше места для сражения ему не найти.

Лазутчики донесли: армия Тохтамыша расположилась