на страже стояли гули с фонарями, и их пустые глаза тупо смотрели вперед.

То есть до тех пор, пока один из них не развернулся в сторону Мазена, сделав шаг вперед, и…

– Ш! – прошипел мужчина. – Не бродить, отродье!

Гуль тут же отступил.

Мазен с трудом сдержал вздох облегчения. На каком бы языке Имад ни отдавал приказы гулям, для основных команд он оказался необязательным. Оставалось только радоваться, что здесь иерархия человеческой власти, хоть и какая-то странная.

Они добрались до большой арки, которую охраняли два гуля, застывших по одному слову человека. Зал внутри оказался внушительным. Если не считать нескольких рваных гобеленов на стенах и немногочисленных пыльных ковров, разбросанных по полу, помещение было практически пустым и выглядело так, будто воры его выпотрошили. Канделябры заливали зал зловещим тусклым светом. Под ними Мазен увидел пустые подставки, на которых когда-то, наверное, были выставлены сокровища.

Возможно, в прошлом этот зал был великолепен, но сейчас он походил на склад. В центре стояли мужчины самого разного сложения и массивности. Среди них были старые и молодые – и у всех было оружие.

Мазен как раз попал в зал, когда наступила тишина. Услышав шаги, он повернулся. В зал вошел Имад. За ним следовал какой-то медлительный человек.

– Куда ее, Имад? – спросил тот.

Мазен попятился в тени, пропуская Имада.

– Сюда, – он вышел в центр и указал. Вооруженные люди расступились, освобождая ему больше места. – Брось к моим ногам.

Мужчина выпихнул своего пленника – женщину – вперед. Мазен вздрогнул при виде ее полного ненависти лица. Гнева, горящего в единственном глазу (второй был скрыт под запекшейся кровью). Тут он понял, кто это, и с трудом удержался, чтобы не броситься на помощь.

Потому что, хоть он и видел Айшу бинт Луас, та его видеть не могла.

Вид у нее был такой, словно она побывала в аду. Одежда была запачканной, покрытой слоем грязи. На коже остались пятна крови, волнистые волосы спутались. Мазен еще никогда так не боялся за нее.

И по-прежнему очень боялся ее.

– Ну что, бинт Луас, готова говорить?

Имад выгнул бровь.

Айша плюнула себе под ноги.

– Мне нечего тебе сказать, змея.

– Хм… – Имад изменился. Мазен увидел, как коротко блеснул браслет, который Имад застегнул на запястье, чтобы стать Омаром. – А сейчас? Будешь говорить со своим принцем?

Айша содрогнулась, но ничего не сказала.

– Думаешь, Омар оценит твое мученичество? Ты легко заменима.

– И это говорит тот, кого вышвырнули! – Единственным глазом Айша обвела стоящих вокруг бандитов. – Вижу, ты сменил своих товарищей на головорезов. Как низко пали великие!

После этих слов воцарилось тяжелое молчание. Айша бесшабашно нарушила ее:

– Кто ты, как не старик, отказывающийся уйти на покой? Старик, который не сумел добыть своему принцу одну-единственную реликвию! Я ничего тебе не должна. Мой Король…

Имад отвесил ей пощечину.

– Твой принц – чудовище! – рявкнул он.

– Ты проклинаешь его имя просто потому, что оказался слишком слаб, чтобы его прославить! Ты перебил целое племя – и ради чего? Вернулся без реликвии, с кровью на руках!

– Твой принц тоже не нашел ту реликвию. – Имад полез к себе в карман. – А вот я добился того, чего он не смог.

Он вытащил какой-то предмет. Небольшой диск из дерева и стекла.

Память сработала. Мазен вспомнил, как Кадир сидел у костра в аль-Ваха аль-Хадраа с компасом на колене. Это был тот самый компас. Компас, с помощью которого Лули вела их через пустыню. Он был совершенно в этом уверен.

Айша захохотала.

– Компас? Да у тебя старческое слабоумие!

Имад улыбнулся.

– Веди меня к Яссему, – приказал он. Мазен едва успел увидеть, как под стеклом дрогнула стрелка: Имад тут же швырнул компас широкогрудому мужчине, за которым Мазен пришел в зал.

– Святые ада! – вскрикнул Яссем.

Остальные начали тихо переговариваться.

Айша прищурилась.

– Ты вытащил эту безделушку из мешка купца и решил, что это реликвия повелителя? – Она презрительно фыркнула. – И что она сделает? Приведет тебя к сокровищу?

– К сокровищу? Нет, я собираюсь найти другие, более важные цели. Более важных людей. – Имад раскрыл ладонь, и Яссем вернул ему компас. Он спрятал реликвию обратно в карман и сменил ее на нож, который держал в рукаве. – А теперь скажи мне, – он приставил острие к щеке Айши, – сколько еще реликвий повелителей есть у принца? Отвечай, бинт Луас, и, возможно, я оставлю тебе второй глаз.

Мазен увидел, как под серебряной кромкой у Айши дернулось горло. Она ничего не сказала.

Бандиты начали свистеть. Имад молча улыбался, вжимая нож ей в кожу и пуская кровь.

Мазен шагнул было вперед и остановился: в зал ворвалась пара гулей. Имад зашипел, убирая нож.

– Что такое?

Последовало короткое одностороннее представление: гули вопили и отчаянно указывали на коридор.

– То есть как это – нет реликвии? – Имад тут же вскочил, оставив дрожащую Айшу. – Сторожите вора! – приказал он и оставил зал.

Хрупкая тишина продержалась всего несколько мгновений, а потом кто-то возмущенно фыркнул:

– «Сторожите вора», сказал он. Будто мы его псы!

Кто-то другой засмеялся.

– А тебе в этом участвовать неохота? Подумай, что мы получим, если Имад и правда убьет легендарного Похитителя «звездной пыли»!

Собравшиеся его поддержали, но Мазен перестал прислушиваться к их словам и сосредоточился на Айше. Это шанс ее спасти… Если ему удастся как-то вытащить ее и не умереть.

– Как ты думаешь, которая из реликвий пропала? – спрашивал кто-то.

– Может, реликвия из мешка купца?

Они продолжали негромко переговариваться. Мазен бесшумно двинулся вперед. Айша сюда пришла сама: ноги у нее не связаны. Ему просто надо предоставить ей возможность убежать. Но как? Как…

Его взгляд зацепился за тонкий гобелен с искусно вытканным лицом, полным такой муки, что его пробрала дрожь. Оно напомнило ему шаба – тех мстительных духов, которых он так боялся в детстве. А как ему было не страшиться, когда отец убил у себя во дворце множество своих невест? В детстве это наполнило его таким ужасом, что потом долго еще мерещилось, будто казненные невесты преследуют его в коридорах и заглядывают в его окна ночами.

Однако этот ужас с годами перешел в глубокие сожаления. Хотя кровью были обагрены руки отца Мазена, все равно он был частью этого жестокого наследия. Может, жертвы султана и не обитали в коридорах в виде шаба, но…

Мазен остановился, вздохнул. У него появилась идея.

Он обвел взглядом зал. Его глаза остановились на треснувшем горшке, выставленном на одной из подставок. Он подошел к горшку. Взял его в руки.

И швырнул через весь зал.

Полета никто не заметил. Никто ничего не заметил, пока горшок не превратился в груду осколков на полу. Бандиты замерли, уставившись на черепки.

Мазен обратился к памяти. Он вспомнил, как шептал в уши ветер, когда он прятался от духов под своим одеялом. Как волосы у него вставали дыбом, а в горле сохло, когда в комнате становилось холодно. Он превратил это воспоминание