бы из этих двух видов – монументальному или вернакулярному – ни принадлежало строительство, правильным будет работать с природой, не стремиться пренебрегать ею или изменять ее, подходить к природе со смирением, как студент, которому еще предстоит многому научиться. Такое отношение определяет не только то, какой должна быть архитектура, но и подход, который мы должны применять по отношению к управлению нашей планетой. Расшифровка тайн места предполагает учет особенностей рельефа, гидрологии, растительности, высоты над уровнем моря, освещенности и климата. Речь может идти даже об отдельных деревьях, как в случае со зданием федерального суда, которое мы спроектировали в Спрингфилде, штат Массачусетс.

Лет тридцать назад Управление служб общего назначения США, которое отвечало за строительство всех федеральных зданий, имея при этом вполне заслуженную репутацию посредственности, решило добиваться совершенства в архитектуре. К этому новое руководство, пришедшее в 1990-х годах, в значительной степени побуждали сенатор Дэниел Патрик Мойнихэн из Нью-Йорка и главный архитектор Управления Эдвард Файнер. Неутомимый строитель со стрижкой ежиком в стиле футбольного тренера 1950-х, Эд Файнер создал программу под названием «Совершенство дизайна» и пригласил американских архитекторов принять участие в конкурсе. Ричард Майер, Томас Файфер, Генри Кобб и Том Мэйн – все они проектировали здания судов или другие здания. Файнер не преследовал каких-то личных интересов в том, что касалось стилистики или идеологии; он просто хотел получить хороший результат. Под его надзором федеральное правительство построило больше зданий, чем в любой другой период со времен Великой депрессии. Наша компания в результате выиграла три конкурса: два – на разработку проектов региональных зданий федеральных судов и один – на создание проекта штаб-квартиры Бюро по контролю за соблюдением законов об алкогольных напитках, табачных изделиях, огнестрельном оружии и взрывчатых веществах, недалеко от Юнион-стейшн в Вашингтоне, округ Колумбия.

Участок для здания суда Спрингфилда, на Стейт-стрит, расположен в центре исторического города. Во времена Американской революции Джордж Вашингтон разбил свой лагерь прямо на холме. В середине участка находились два гигантских дерева возрастом больше 200 лет – бук и грецкий орех. Другие участники конкурса проектов для нового здания суда предложили срубить их. Когда я посетил участок и увидел деревья, меня поразил тот факт, что они ровесники Соединенных Штатов. Вероятно, они прожили бы и еще сто лет. По моему мнению, эти деревья были священными, и я не собирался их срубать. Поэтому в нашем предложении, которое приняло Управление, мы оставили деревья на месте и спроектировали дугообразное здание суда, расположенное вокруг деревьев в виде витка спирали. Мы проконсультировались со специалистом-ботаником, чтобы определить размер защитной зоны для корневой системы; радиус этой зоны составлял 12–15 м.

Здание федерального суда США в Спрингфилде, Массачусетс, которое почтительно отступает от деревьев, имеющих историческое значение

Определив указанные параметры, мы спроектировали здание в виде полумесяца, который дугой охватывает деревья и сад. Внутренняя часть дуги – со стороны оси вращения здания – состоит почти целиком из стекла, и с каждого этажа видны сохраненные деревья. Такую дань уважения к деревьям подчеркивает спроектированная парадная лестница, которая ведет к залам суда вдоль всей дуги. Деревья – главное украшение. Все вращается вокруг них.

* * *

К тому моменту, когда мы начали работать над «Хрустальными мостами», мы активно участвовали в проектировании и строительстве культурных учреждений в США уже около десяти лет. Все началось со строительства Культурного центра Скирболла в Лос-Анджелесе в 1986 году, который и посетила Элис Уолтон, когда искала архитектора.

К концу 1980-х, когда мы завершали ряд удачных проектов в Канаде – от Национальной галереи до Публичной библиотеки Ванкувера, – я понял, что пришло время расставаться с Гарвардом и преподаванием и двигаться дальше. Я жил в Бостоне почти 10 лет. Дела шли хорошо. В Гарварде меня утвердили на должность именного профессора Высшей школы дизайна (именная профессура Иэна Вуднера). Поскольку я и возглавлял кафедру, и преподавал, это занимало очень много времени. Я все больше осознавал, что возникает конфликт между моей увеличивающейся профессиональной занятостью и ответственностью перед студентами. Кроме того, я продолжал чувствовать себя в некоторой изоляции в школе, поскольку расходился во мнениях со многими преподавателями факультета. Пора было что-то менять. В Гарварде отставка с должности именного профессора – необычное событие. Помню, как президент Гарварда Дерек Бок, который к тому времени стал моим другом, позвонил, чтобы поинтересоваться, не является ли моя отставка протестом. Я ответил ему, вполне искренне, что нет. Просто пора перевернуть страницу.

Но, честно говоря, я был разочарован. Несмотря на то что я ценил студентов и радовался, наблюдая за их успехами в мире архитектуры, я не был доволен школой в целом. Мои убеждения не совпадали с интересами большинства преподавателей факультета. Постмодернизм в конечном итоге стал перевернутой страницей календаря, отчасти из-за того, что его произведения были искусственными и гротескными, как в комиксах. Однако этика вседозволенности осталась. За постмодернизмом последовал целый ряд других «измов». В наши дни, приходя в профессию, молодой архитектор испытывает замешательство из-за обилия формального выбора и мотиваций. Если бы я попытался поставить себя на место целеустремленного современного архитектора, мне пришлось бы противостоять сбивающему с толку целому вихрю влияний и моделей: пышные и скульптурные – Фрэнк Гери и Заха Хадид; хай-тек и элегантно изготовленные – Ренцо Пиано и Норман Фостер; минималистские – Дэвид Чипперфилд; экологически чувствительные – Уильям Макдонах и Кен Янг. Некоторые из перечисленных архитекторов – мои друзья. Большинством работ и их гениальностью я восхищаюсь. Но представьте, что для молодого архитектора все это, должно быть, выглядит совершенно разным. Очень трудно попытаться найти удовлетворительный ответ на вопросы о том, чем он должен заниматься и как разработать систему ценностей.

На участке с Ури Хершером (слева) и ныне покойным Джеком Скирболлом (в центре) – теми, кто стоял за созданием Культурного центра Скирболла в Лос-Анджелесе, 1985 г.

Между тем открывались новые перспективы. Первый же проект учреждения, который я разработал в Соединенных Штатах – Культурный центр Скирболла в Лос-Анджелесе, – положил начало взаимоотношениям, продолжавшимся на протяжении десятков лет. Его истоки относятся к более раннему проекту. В конце 1970-х я проектировал кампус Колледжа Еврейского союза в Иерусалиме – учебного заведения, связанного с реформистским иудаизмом, – и в процессе у нас установились тесные связи с этим учреждением. Председатель совета, Ричард Шойер, был одним из тех клиентов, о которых можно только мечтать, – филантроп из Нью-Йорка с широким кругом интересов, от яхт до библейской археологии. Одним из людей, с которыми