Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы уже видели, как ошибка соразмерности может влиять на наше поведение и на наши объяснения автобиографическим событиям и тому, что уже случилось в мире. Но зависит ли от нее восприятие событий, происходящих вокруг нас прямо сейчас? Поскольку научные этические комиссии не одобрили бы психологов, которые тайно подстроили бы крупное мировое событие, чтобы только посмотреть, как на него отреагируют люди, исследователям, изучающим ошибку соразмерности, приходится довольствоваться придуманными историями. Использование вымышленных событий позволяет ученым методично контролировать детали, чтобы совпадало все, за исключением масштаба последствий. В большинстве исследований двум группам участников дают прочитать две одинаковые истории, но с разными финалами. В одном случае все заканчивается катастрофой с серьезными последствиями. В другом – конец не такой, как ожидалось, а вся история не приводит к каким-либо важным последствиям.
В 2010 г. психолог Анна Эбель-Лэм провела исследование, в котором использовала историю о взрыве в грузовом отсеке самолета{483}. По одной версии этого рассказа, пилот изо всех сил старался сохранить контроль и совершить экстренную посадку, но в итоге самолет все равно разбился и все, находящиеся на борту, погибли. Во второй версии было единственное отличие – пилот успешно посадил самолет. Когда каждому были даны на выбор возможные причины происшествия, те, кто читал вариант с трагическим концом, чаще соглашались с тем, что взрыв был вызван терактом либо некомпетентностью техников, обслуживающих самолет. С другой стороны, люди, которые читали версию с менее серьезными последствиями, были склонны связывать взрыв с более простыми причинами, такими как неисправность электрооборудования. Надо отметить, что финал истории, то есть посадка или крушение самолета, определяется в большей степени действиями пилота, чем самим взрывом. И казалось бы, результаты не должны влиять на суждения о причинах взрыва. Однако важному результату требуется важная причина.
Для другого исследования Эбель-Лэм с коллегами сочинила истории о том, как в крупном бухгалтерском офисе возникла вспышка эпидемии{484}. В обоих вариантах десятки сотрудников были инфицированы и госпитализированы. Одна группа читала вариант, где все выздоровели и вернулись на работу. А вот у другой группы рассказ заканчивался намного мрачнее: заболевание погубило многих заразившихся. И снова читатели должны были оценить вероятность тех или иных возможных причин. Некоторые причины были серьезные: вероятно, эта эпидемия была следствием бактериологической атаки или вызвана необычной сверхпатогенной инфекцией. Другие причины были более простыми: возможно, вспышка была вызвана обыкновенной бактериальной инфекцией или вирусом, который один из сотрудников подхватил во время путешествия за границей. Как и ожидалось, люди, которым сказали о серьезных последствиях заболевания, считали правдоподобными более серьезные причины, а те, кому сообщили про незначительные последствия, больше склонялись к банальным причинам.
Занимаясь подгонкой масштабов, для чрезвычайных событий мы выбираем даже физически более веские причины. Мне лично очень нравится исследование ошибки соразмерности, для которого Робин ле Беоф и Майкл Нортон придумали историю о вспышке неизвестной болезни среди животных в зоопарке{485}. В одном варианте инфекция распространилась в зоопарке и погубила многих животных прежде, чем ее удалось остановить. В другом – работники быстро взяли ситуацию под контроль и погибло только несколько животных. В качестве источника заражения рассматривают двух недавно приобретенных зверей: кролика и взрослого медведя. Те люди, которые прочитали, что большинство животных погибли, выбирали в прямом смысле более вескую причину – огромного медведя, считая его более вероятным источником разыгравшейся эпидемии. С другой стороны, если инфекция убила лишь немногих животных, то люди считали виновником кролика.
В других исследованиях показано, что люди выбирают чрезвычайные причины для ужасных преступлений, таких как зверское убийство{486}, для особо разрушительных стихийных бедствий вроде торнадо{487} и для катастрофических аварий – например, крушение самолета со множеством погибших{488}. Простыми причинами объясняют менее тяжкие преступления, менее разрушительные бедствия и аварии без жертв. Интересно, что в этих исследованиях используется именно тот тип историй о катастрофах, заболеваниях и преступлениях, который порождает самые популярные теории заговора. Конспирологи утверждают, что ВИЧ и СПИД – это биологическое оружие, ураган «Катрина» вызван с помощью технологий управления погодой, массовые убийства, как в школе «Сэнди-Хук», организованы правительством, и самолет, следовавший рейсом 800 авиакомпании TWA, взорвался не из-за неисправности с подачей топлива, а был сбит американскими военными. В тех исследованиях, которые мы сейчас обсуждали, людей не спрашивали, был ли заговор причиной, но в других работах этим интересовались.
Представьте себе, что вы смотрите новости на своем смартфоне и видите заголовок: «Человек стрелял в президента и убил его». Только заголовок, и ничего больше. Каковы шансы, что вы подумаете, что стрелок действовал в одиночку? А теперь представьте, что вы увидели другой заголовок: «Человек стрелял в президента и промахнулся». Насколько вероятно, что вам придет в голову мысль о заговоре? Если вы похожи на участников исследования, проведенного в 1979 г. Кларком МакКоли и Сьюзан Жак (это был одна из первых психологических работ, посвященных вере в теории заговора), то, скорее всего, будете подозревать заговор при успешном убийстве, а неудачную попытку посчитаете делом рук одного человека{489}.