«Юнкерс» застрял в Рийп-фьорде со сломанным шасси. Ледокол также не мог идти дальше на восток из-за неисправности винта и нехватки угля. Однако начальник экспедиции предложил оставить «Красин» на месте палаточного лагеря в качестве ориентира — пока туда не прибудут итальянские самолеты дальнего радиуса действия и не продолжат поиски.

На «Читта ди Милано» с ответом не спешили. Позже выяснилось, что Дзаппи также контактировал по радио с итальянским экспедиционным судном, — там хотели знать, что он думает о судьбе унесенных с дирижаблем. Дзаппи ответил, что они, скорее всего, погибли. Это могло повлиять на ответ капитана Манойи. Когда радиограмма с итальянского судна наконец пришла, стало ясно, что предложение Самойловича отвергли. Приказ пришел с самого верха, от итальянского правительства. Поиски группы дирижабля посчитали нецелесообразными. «Красину» предложили вернуться в Конгс-фьорд или, по желанию, в Адвент-фьорд.

Самойлович был, мягко говоря, разочарован. Одновременно он узнал, что итальянские власти не стали просить о поисках унесенных с дирижаблем и шведских пилотов, все еще находившихся в северной части Шпицбергена. Таким образом, тех, кого унес дырявый баллон «Италии», заранее посчитали погибшими.

Командованию «Красина» ничего не оставалось, как взять курс на запад. На подходе к Рийп-фьорду ледокол вновь наткнулся на толстый лед. Учитывая сломанный винт и малый запас угля, ему приходилось двигаться удручающе медленно. И речи больше не шло о том, чтобы колоть лед, корабль был вынужден осторожно раздвигать его в стороны. Только 15 июня «Красин» пришел на выручку советским пилотам, которые четверо суток терпеливо дожидались его у поврежденного аэроплана. За пару морских миль до самолета судну пришлось остановиться. Спасать авиаторов отправилась лыжная команда. Через час они вернулись и привели с собой ни много ни мало целых девять человек. К пятерым членам экипажа аэроплана добавились промысловик Хильмар Нёис и три альпийских стрелка. Рисер-Ларсен с «Браганцы» отрядил их доставить советским пилотам запас провизии и снаряжения.

Когда аэроплан погрузили на борт ледокола, условились о встрече с «Браганцей», чтобы передать ей четырех лишних пассажиров. Адольф Хуль немного грустно заметил: «Эта встреча в миниатюре отразила соотношение норвежского и русского влияния в Арктике. „Браганца“ была одним из самых крупных и мощных полярных судов Норвегии, но рядом с „Красиным“ она казалась утлой лодчонкой» {137}.

Глава 24

Пропавшие, скорее всего, мертвы

По-прежнему находилось немало свидетелей, якобы видевших «Латам». В штаб командующего флотом стали поступать первые сообщения об обнаружении возможных обломков аэроплана. Но в большинстве случаев они не выдерживали проверки. Кто-то из заявителей действительно верил, что нашел «Латам», другие сознательно шли на обман. 15 августа у побережья Нидерландов выловили бутылку, в которой якобы содержалось послание от Руала Амундсена. Относительно короткий текст был написан карандашом предположительно на туалетной бумаге французского производства: «Латам 1/7-28 84 гр. 23 мин Восточ. Руал Амундсен» {138}. В самой записке не было никакого смысла, поскольку координаты выглядели сомнительно, как бы ни толковались указанные в ней числа. Бутылка, в которой нашли послание, вероятно, была из-под французского вина, а пробка в бутылке — из-под виски. Листок с запиской направили норвежскому графологу, который пришел к заключению, что почерк принадлежал не Амундсену, но, скорее всего, какому-то другому норвежцу. Иными словами, речь шла о фальсификации. Уже в 1928 году такие находки и подлоги были обычным делом при крупных катастрофах, в которых гибли или пропадали без вести известные персоны.

По этой причине известие об обнаружении обломков «Латама» на самом севере Вестеролена было встречено с определенным скепсисом. Однако газеты не могли удержаться от предположений относительно того, что могло случиться с французским самолетом, окажись это действительно его обломки. Капитана Бёмера, который в 1928 году возглавлял Норвежское агентство морской картографии, попросили оценить вероятность того, чтобы обломки «Латама» принесло в Вестеролен течением. Спросили и мнения Адольфа Хуля. Он только что вернулся из плавания на «Красине», и с ним то и дело консультировались по поводу исчезновения «Латама».

Бёмер сомневался, что найденные обломки могли принадлежать «Латаму». Ведь морские течения вдоль норвежского побережья являются частью Гольфстрима, который течет в обратную сторону — на север. Впрочем, он добавлял, что в отдельных местах направления поверхностных течений могут отличаться от глубинных, а кроме того, на движение обломков могли повлиять приливные течения. Океанограф Хуль с еще большим недоверием отнесся к предполагаемой находке. Его комментарий для «Афтенпостен» звучал так: «Нет никаких оснований полагать, что „Латам“ могло отнести к берегам Вестеролена. Направление течения противоположное […]. Ближе к суше также нет никаких течений южного направления. Во время полета „Латама“ дул восточный ветер. Поэтому я считаю эти слухи неправдоподобными» {139}.

Капитана 2-го ранга Эдгара Отто, служившего адъютантом в штабе командующего флотом в Осло, также попросили высказаться. И он впервые официально озвучил версию, со временем получившую множество приверженцев: «Если речь действительно идет об обломках „Латама“ — что относительно легко можно установить — это означает, что аэроплан разбился недалеко от побережья Норвегии» {140}.

В «Афтенпостен» почуяли, что эта история может быть интересной, и бросили все силы на ее расследование. Всех корреспондентов газеты, включая местных внештатников, попросили проверить полученные сведения. Но даже столь масштабное расследование принесло все тот же результат: некто из Вестеролена якобы рассказал о находке в Харстаде. Перед самой отправкой газеты в печать с доцентом Хулем связались еще раз. И получили немногословный ответ: «Латам», по всей вероятности, упал в море близ острова Медвежьего, а там течения имеют северо-восточное направление.

Но на этот раз эксперты ошиблись. 31 августа несколько норвежских газет сообщили печальную новость. Обломки, найденные у маяка Торсвог в коммуне Карлсёй, действительно принадлежали «Латаму».

Рыболовное судно «Бродд» из Харэйда возвращалось домой с острова Медвежьего с богатым уловом палтуса, когда капитан заметил в море крупный предмет, высоко выступавший над поверхностью воды. Дело было пятничным вечером, часы показывали без четверти восемь. Сначала капитан решил, что это бочка из-под нефти, но все же решил присмотреться. В голове всегда крутились предположения о том, где мог затонуть «Латам», объяснял он потом газете «Тиденс Тейн» {141}.

Подойдя ближе, рыбаки увидели покачивающийся на волнах продолговатый предмет, потертый, с редкими фрагментами почти полностью облупившейся серо-голубой краски. На палубе все затаили дыхание, когда предмет осторожно подняли на борт. Команда сразу же поняла, что они выловили поплавок гидроплана. Но был ли он с «Латама»?

Поплавок прочно привязали к палубе со всеми его четырьмя торчащими вверх штангами и перекрещенными задними распорками. Капитан обратил внимание, что одну из штанг сверху пытались починить, прибив деревянный брус. Слева на