А может, и не хотели знать. На море господствовал флот Катула, Лилибей и Дрепан были в тесной осаде. Правда, Гамилькар еще сражается на Эриксе, но как долго он там продержится без припасов и подкреплений? В распоряжении правительства была армия Ганнона, однако проблема заключалась в том, как ее перебросить на Сицилию. Единственным вариантом для карфагенян было строительство нового флота, но государственная казна была пуста. Обращаться же к народу, как это сделали сенаторы в Риме, члены совета не стали. На Сицилию был отправлен корабль с посланцами совета, которые должны были наделить Гамилькара Барку неограниченными полномочиями для заключения мира с Римской республикой.

Как отнесся к этому Гамилькар? Полибий приводит свою версию развития событий: «Барка исполнил долг военачальника честно и разумно, именно: до тех пор пока положение дел допускало какую-нибудь надежду на успех, он не останавливался ни перед какими усилиями и опасностями и, как подобает военачальнику, испытал все средства, обещавшие победу. Но когда положение ухудшилось и у него не оставалось более никакой надежды на спасение вверенных ему воинов, Барка сознательно и благоразумно покорился обстоятельствам и отправил к римлянам послов для переговоров об окончании войны и заключении мира. От вождя требуется, чтобы он умел одинаково верно определять моменты как для победы, так и для отступления» (I, 62).

Несколько иначе изображает настроение Гамилькара Корнелий Непот: «Он, горя желанием сражаться, решил все же хлопотать о мире, поскольку понимал, что отечество, истощившее свои средства, не в состоянии более выносить превратности войны; но при этом он уже тогда лелеял мысль возобновить борьбу при первых же благоприятных обстоятельствах и биться с римлянами до тех пор, пока они не победят в честном бою или не поднимут руки вверх в знак поражения. С таким намерением он и заключил мир, проявив при этом особое упорство: когда Катулл настаивал на том, что война может быть прекращена только при условии, если Гамилькар и его люди, занимавшие Эрикс, удалятся из Сицилии, сдав оружие, тот заявил, что отечество его согласно подчиниться, но сам он скорее умрет, чем возвратится домой с таким позором, ибо недостойно его чести выдать противнику то оружие, которое родина вручила ему на битву с врагом. И Катулл уступил его непреклонности» (Nep. Ham.1). В изображении Корнелия Непота Гамилькар предстает бесстрашным воином, полководцем, который не считает себя побежденным. Человеком, готовым сражаться за свою честь и честь страны до конца, несмотря на то, что шансы на победу были минимальные. Лично мне трактовка Непота нравится больше, чем рассказ Полибия.

Катул с радостью ухватился за мирные инициативы Барки. Римский полководец знал, насколько республика истощена войной и что если борьба вспыхнет с новой силой, то ее исход предсказать будет трудно. С другой стороны, Гай Лутаций понимал, что ему представился уникальный шанс победоносно закончить эту войну и навеки вписать свое имя в историю. Скоро должен был прибыть новый консул и сменить Катула на посту командующего, поэтому военачальник справедливо опасался, что лавры победителя могут достаться другому человеку. Исходя из этих соображений, Гай Лутаций согласился заключить мирный договор с Карфагеном и выполнил все требования Барки.

Что касается Гамилькара, то для него война с Римом будет продолжаться до самой смерти. Пусть и в несколько другой форме.

* * *

Полибий в общих чертах приводит текст вышеупомянутого договора: «На нижеследующих условиях, если они угодны будут и народу римскому, должна быть дружба между карфагенянами и римлянами: карфагеняне обязаны очистить всю Сицилию, не воевать с Гиероном, не ходить войною ни на сиракузян, ни на союзников их; карфагеняне обязаны выдать римлянам всех пленных без выкупа; карфагеняне обязаны уплатить римлянам в продолжение двадцати лет две тысячи двести эвбейских талантов серебра» (I, 62). Условия соглашения были достаточно мягкими и вызвали в Риме справедливое возмущение. На Сицилию отправилась комиссия из десяти сенаторов, чтобы на месте разобраться в ситуации и принудить пунийцев к миру на более выгодных для римлян условиях. Но толку от этого было немного, поскольку, ознакомившись с положением дел на острове, уполномоченные оставили суть договора без изменений и ужесточили только некоторые пункты. Например, сократили срок выплаты контрибуции до десяти лет и потребовали от карфагенян очистить все острова между Италией и Сицилией. Рим был крайне измучен войной и находился не в том положении, чтобы загонять противника в угол.

О том, в каком плачевном положении находилась республика, свидетельствует один показательный факт. Тит Ливий пишет, что в начале Первой Пунической войны «цензоры проводят перепись с очистительными жертвами; граждан насчитано 382 234 человека» (Per.16). После 249 года до н. э. историк сделает запись несколько иного свойства: «граждан по переписи насчитано 241 212 человек» (Per.19). Ситуация для римлян выглядит крайне удручающей, и было бы странно, если бы они рискнули радикально изменять условия мирного договора в свою пользу. Его дополненный текст мы также находим во «Всеобщей истории» Полибия: «Карфагеняне обязуются очистить Сицилию и все острова, лежащие между Италией и Сицилией. Союзники той и другой стороны должны быть обоюдно неприкосновенны. Ни одна сторона не вправе во владениях другой приказывать что-либо, возводить какое-либо общественное здание, набирать наемников, вступать в дружбу с союзниками другой стороны. В десятилетний срок карфагеняне обязуются уплатить две тысячи двести талантов и теперь же внести двести. Всех пленников карфагеняне обязуются возвратить римлянам без выкупа» (Polyb. II, 27).

Со слов Аппиана, договор выглядел следующим образом: «Условия, на которых они договорились, были следующие: пленников из числа римлян и перебежчиков, сколько их ни было у карфагенян, тотчас отдать римлянам и отказаться в пользу римлян от Сицилии и других меньших островов, которые находились около Сицилии; карфагеняне не должны начинать войны с сиракузянами или с тираном Сиракуз Гиероном, не должны набирать наемников в Италии, обязаны внести как контрибуцию римлянам за войну две тысячи эвбейских талантов в двадцать лет, привозя в Рим взнос каждого года. Эвбейский же талант имеет семь тысяч александрийских драхм» (V, 2). Как видим, историк из Александрии просто объединил первоначальный и дополненный тексты договоров в один.

Некоторые подробности добавляет Евтропий: «Пленные римляне, которыми владели карфагеняне, были возвращены. Также карфагеняне запросили, чтобы им было позволено выкупить пленных из числа тех африканцев, которыми владели римляне. Сенат повелел отдать без выкупа тех, кто был под общественной охраной; тех же, которыми владели частные лица, вернуть в Карфаген, выплатив владельцам выкуп большей частью из казны, а не [за счет] карфагенян» (II, 27). Аврелий Виктора просто свалил все в кучу, когда рассказывал об условиях, которые Катул выдвинул побежденным карфагенянам: «По просьбе пунийцев он предоставил