нас водили на экскурсию в психушку. Так там был один пациент, который утверждал, что он как раз-таки пришелец из параллельной Вселенной. Но мне кажется, что это только подтверждает тот факт, что никаких параллельных миров в реальности не бывает. Все они находятся только в головах у пациентов сумасшедшего дома.

Тогда что же со мной произошло? Как я оказалась в этом странном мире, где вроде бы все то же самое, что и в наших учебниках по истории, но… А вот и нет! На самом деле, здесь все только кажется таким же, как в учебниках. Но все иначе! И люди как будто случайным образом собраны. Словно актеров в театре заставили переодеться в костюмы разных исторических личностей, чтобы показать мне их такими, какими их описывают в наших учебниках.

Сначала я действительно думала, что это все обман. Но теперь поняла: это по-настоящему…

Времена, в которые я угодила, очень напоминают екатерининские, восемнадцатый век. Я имею в виду Екатерину Вторую, разумеется, про Катьку Первую я мало что знаю. Кроме того, что она была женой Петра Великого, и после его смерти правила пару лет, а потом тихо померла. От пневмонии, кажется. В те времена такое сплошь и рядом случалось, ничего удивительного.

Так вот, времена здесь напоминают мне екатерининские. Или елизаветинские? Не знаю. Да и вся беда в том, что никакой Елизаветы здесь нет, как нет в помине и Екатерины Второй. Не завезли сюда ушлую немку в жены инфантильному царевичу! Да и царевича тоже нет никакого…

Представляете, здесь на троне и не Романовы вовсе сидят! Про них вообще мало что говорят. Обычная знатная семейка, каких хоть пруд пруди. И всего-то. А правят здесь некие Трубецкие. Тоже древний род, и тоже среди них был свой Петр Великий, основатель города Санкт-Петербурга. Вот только это совсем другой Петр. Видела я его портреты. Вообще на нашего не похож. А, впрочем, взгляд у него такой же безумный. Наверное, чтобы тебя посчитали великим, нужно сойти с ума и поубивать кучу людей.

Так что единственная Катерина Романова здесь — это я! Вот только вопрос: где на самом деле я сейчас нахожусь? Реально ли это место, или же я сижу сейчас тихохонько на кроватке в том самом сумасшедшем доме, куда нас водили на втором курсе? А смирительная рубашка обвязан вокруг меня, и я тупо раскачиваюсь вперед-назад, вперед-назад, что те психи…

Я этого не знаю. Но есть и другой вариант. Вполне возможно, что на самом деле я просто умерла. И все, что сейчас со мной происходит, это просто игры моего угасающего сознания.

Я где-то слышала, что для умирающего время останавливается. Совсем. И если с точки зрения окружающих последний момент его агонии определенно конечен и даже весьма скоротечен, то для умирающего он превращается в вечность. В последнее мгновение своей земной жизни умирающий способен прожить еще тысячи новых жизней, каждая из которых будет в той же мере насыщена событиями, как и реальная жизнь.

Впрочем, понятие реальности в связи с этим становится довольно расплывчатым. Кстати, о смерти я упомянула не просто так. В детстве со мной произошел один случай, который до сих пор время от времени всплывает у меня в памяти.

Нам с Настей Вяткиной тогда было лет по двенадцать, и мы любили болтаться на старых «заброшках». Это были серые облезлые трехэтажки, стоящие в самом конце улицы.

Их было две штуки, и в скором времени их собирались снести, чтобы построить на этом месте многоэтажный жилой комплекс. Собирались уже довольно давно, и даже забором деревянным окружили. Но дальше этого дело не пошло.

Компания у нас была большая, человек семь. Мы с Настей, Варька Просекова, Никита Агутин, Ванька, чью фамилию не помню и еще два брата с другой школы. На эту «заброшку» мы ходили часто. Мальчишки там курили и пекли картошку, а девчонки строили из себя принцесс и вешали на разбитые окна занавески из старых тряпок.

Крыш у этих «заброшек» уже не было, и мы любили забираться на самый верх и смотреть оттуда на наш район. Я даже свой дом видела. Настя свой не видела, а я свой — да.

Уж не знаю, кому первому в голову пришла идея бегать по самой верхотуре и перепрыгивать с одного дома на другой. Дома стояли совсем рядышком, но не стена в стену, а угол в угол. Чтобы перепрыгнуть с одного на другой много ловкости и не требовалось, и если бы дело происходило на земле, то даже и сомнений бы ни у кого не возникло. Сделал шаг — и ты на другом доме.

Но на высоте третьего этажа все ощущалось уже совсем иначе. Это снизу домишки казались маленькими и невзрачными, но наверху все менялось. Пропасть под ногами казалось просто огромной, и заставить себя сделать шаг с дома на дом было очень трудно.

Мальчишкам, конечно, было хоть бы что — они так и прыгали туда-сюда. Но девчонки долго не решались. Варька Просекова вообще отказалась, и с обиженным видом ушла вниз. А Настя потопталась, потопталась, да и прыгнула. А я что — хуже, что ли? И тоже прыгнула.

Даже не знаю, как так получилось. Нога моя шаркнула по кирпичам и ушла в пустоту. И я полетела вниз. Чтобы долететь с третьего этажа до земли требуется не больше секунды, я это сейчас точно знаю. Но в тот момент время вдруг растянулось до бесконечности. Мимо меня проследовали пустые оконное проемы третьего этажа, а затем и второго. Я даже успел рассмотреть кучи всякого барахла, наваленного в комнатах за этими проемами.

А внизу, прямо под собой, я увидела груду строительного мусора — кирпичи, стекла, обломки камней, гнутая арматура. Она торчала наружу, как копья, и, казалось, целилась прямо в меня.

Мне повезло. Я очень мягко, словно невесомая, упала на щебенку прямо промеж арматуры. Она торчала слева, справа и еще прямо над головой. А я даже не ушиблась совсем, только почему-то затошнило очень, и тогда я встала на ноги и сразу пошла домой. Сверху мне кричали: «Катька, ты живая⁈ Кать, ты куда⁈» А я не могла им отвечать, мне просто нужно было скорее добраться домой, до своей кровати.

Я проспала тогда два дня. Сотрясение заработала, наверное. Маме я ничего об этом не сказала, и она решила, что я просто немного приболела. Так она и не знает до сих пор, что ее дочь едва не погибла…