– Патти. – Голос раздался откуда-то из середины чердака. – Нам надо поговорить.

Она услышала, как скрипнул пол.

Приподняв жесткий край кучи, Патриция начала закапываться внутрь головой вперед. Пауки разбежались, возмущенные ее внезапным вторжением, тараканьи яйца оторвались от ткани и словно дождь посыпались ей на лицо. Сороконожки падали и извивались около самой шеи. Она услышала, как Джеймс Харрис продолжил путь через чердак, и заставила себя успокоиться, как можно глубже зарывшись в свою нору. Так, чтобы никакое движение покрывала над головой не выдало ее присутствия. Шаги приблизились, теперь Джеймс стоял уже около коробок. Она подтянула ноги под груду гниющей одежды и сжалась в комок, стараясь не дышать.

Насекомые сновали туда-сюда по ее телу. Вдобавок она обнаружила, что потревожила мышиное гнездо. Когтистые лапки прощекотали по животу и бедру. Ей хотелось кричать, но она крепко сжимала рот, стараясь делать короткие вдохи через нос, и чувствовала, что все это гнилье вокруг так и кишит клещами, тараканами и мышами.

Сухие оболочки дохлых тараканов дотрагивались до ее лица, но она не осмеливалась смахнуть их. Паук полз по костяшкам пальцев. Она заставляла себя не шевелиться. Проскрипел еще один шаг, и стало понятно, что он приподнимает покрывала и одеяла над вещами миссис Сэвидж и осматривает их. Патриция попыталась убедить себя, что стала невидимкой.

Где-то совсем рядом зазвучал голос Джеймса Харриса. Тон его был беззаботным и весьма дружелюбным:

– Патриция, зачем ты прячешься у меня на чердаке? Что ты здесь ищешь?

Она думала о том, как ему удалось засунуть тело Франсин в чемодан, о том, как он своими большими руками вырывал плечевые суставы, ломал локти, скручивал бедра и складывал ноги пополам, чтобы они поместились в «самсонайт». Этот человек был таким сильным. И сейчас он стоял прямо над ней.

Гора гнилой ткани сдвигалась и волновалась, и женщине под ней захотелось стать меньше, еще меньше и уменьшаться до тех пор, пока вообще ничего не останется. Чьи-то тонкие мягкие лапки вскарабкались на ее подбородок, потом что-то поползло по губам, нещадно щекоча их, и, словно чей-то длинный волос, упругий тараканий ус коснулся края ее ноздри. Ей хотелось кричать, но она убедила себя в том, что сделана из камня.

– Патриция, а я тебя вижу.

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Только не залезай ко мне в нос», – про себя умоляла она таракана.

– Патриция! – Что, если ее ноги выглядывают из-под этой кучи? Что, если он видит их? – Пора прекратить игру в прятки. Ты ведь знаешь, какую боль доставляют мне дневные прогулки. Прямо сейчас я отвратительно чувствую себя и совсем не в настроении.

Таракан прошел мимо ее носа, прошествовал по щеке, и она крепко зажмурила глаза, которые жутко чесались, так как в них попала вся эта пыль и гниль. Она не выдержала и коснулась щеки там, где прошел таракан, иначе просто сошла бы с ума. Таракан меж тем продолжал свое путешествие по ее лицу, он уже добрался до уха и щекотал его своими усами, затем, возможно привлеченный теплом, полез в него, и Патриция почувствовала, как его лапки уже царапают кожу слухового канала.

«О боже, только бы не застонать! Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…»

Усы продолжали исследования где-то в глубине уха Патриции, и холодный пот побежал вдоль ее позвоночника, и желчь вскипела в горле, и женщина прижала язык к нёбу и почувствовала, как желчь заполнила ее носовые пазухи, и ноги таракана теперь были внутри ее уха, и его крылья нежно порхали у верхней части слухового прохода, и он вдавливал свое тело все глубже в ее голову.

– Патриция! – закричал Джеймс Харрис, одновременно что-то упало со страшным грохотом, и она чуть было не вскрикнула, но сдержалась. Таракан же лез все дальше и дальше и, наверное, забрался уже на две трети своего тараканьего тела, и было понятно, что скоро терпеть будет уже невозможно, а Джеймс Харрис принялся пинать мебель, и она почувствовала, как шевельнулись покрывала над ее укрытием.

Затем раздался громкий топот удаляющихся ног и заскрипели пружины. Таракан стал расправлять крылья, чтобы протолкнуть себя вглубь, но он явно застрял, и ей показалось, что она чувствует, как он сучит своими передними лапками прямо по оболочке ее мозга, при этом она понимала, что Джеймс Харрис только притворяется, что спустился. Раздался громкий удар, пол тряхнуло, и наступила тишина, но она знала, что хозяин притаился и ждет, когда она выдаст себя.

Она приготовила левую руку, чтобы схватить насекомое за задние лапки, пока оно окончательно не скрылось в ее голове, и при этом внимательно слушала, не выдаст ли себя Джеймс Харрис, но внезапно где-то далеко, в глубине дома, хлопнула дверь.

Патриция выбралась из-под вороха одежды, чувствуя, как с ее тела осыпается мышиный помет, разрывая собственное ухо в попытке извлечь таракана, который, испугавшись, запаниковал и пролез еще глубже, тогда она с силой надавила на ухо, что-то хрустнуло и чавкнуло, и теплая вонючая жижа потекла по ее слуховому каналу в обе стороны. Она извлекла раздавленный трупик из собственного уха и мизинцем попыталась вычистить из себя остатки внутренностей.

Из волос на шею поползли пауки, она начала беспорядочно давить их, молясь про себя, чтобы среди них не было «черных вдов».

Наконец она остановилась, посмотрела на спасительный ворох одежды и внезапно поняла, что, если даже Джеймс Харрис вернется, она не сможет заставить себя залезть обратно.

Свет постепенно тускнел за вентиляционной решеткой, обращенной на задний двор, а сторона, выходящая к гавани, разгоралась ярким светом, который вскоре стал розовым, потом красным, потом оранжевым и наконец совсем потух. Патрицию начала бить дрожь. Как же она отсюда выберется? Что, если он на всю ночь останется в доме? А что, если он придет, когда она будет спать? Что, если Картер вдруг решит позвонить домой? Знают ли Кори и Блю, где она?

Она посмотрела на часы: 18:11. Мысли кружились и кружились в ее голове, пока закат догорал и тепло уходило с чердака. На сердце скреблись кошки, она была напугана, страшно хотелось есть и пить. В конце концов она спрятала ноги под все ту же гниющую одежду, чтобы хоть чуть-чуть согреться.

Время от времени женщина засыпала, просыпаясь с таким рывком головы, что хрустел позвоночник. Она внимательно прислушивалась, не появится ли Джеймс Харрис, неконтролируемо подергивалась то ли от холода, то ли от страха и перестала смотреть на часы, так как, когда ей казалось, что прошел целый час, оказывалось, что миновало только пять минут.

Она задавалась вопросом, почему Слик не пришла и почему Джеймс вернулся так рано, что заставило его рисковать и передвигаться