— Знаешь, — созналась я ей, — частично твоя пророчицаоказалась права, но не все ясно.

— Дак ты вспомни хорошенько, что она сказала, все ясно истанет, — посоветовала она, и я начала вспоминать.

И вспомнила про ключик. Гадалка утверждала, что ключик этотвсе и откроет, но почему-то обязательно в моем доме. Первая мысль была,естественно, о Евгении. Но если этот злодей он, то как поможет мне ключик?

«Это мистика какая-то, — подумала я, — и дура буду, если неброшу заниматься ерундой».

Однако ключик не шел из головы.

Я достала его из укромного места и принялась совать во всеимеющиеся в квартире замки. Он был слишком мал и везде проваливался.

Я была огорчена и уже собиралась на время сдаться, но тутпришел со службы Евгений. Увидев, чем я занимаюсь, он заразился и проявилизобретательность. Это позволило нам отыскать еще парочку замков, в которых небывал мой ключик. К сожалению, с тем же успехом, что и прежде. Когда сталоясно, что он ни к чему не подошел и в доме незадействованных замков неосталось, Евгений спросил:

— А зачем мы суем-то его во все дыры?

— Для дела, — загадочно ответила я, не собираясьрассказывать ему о своем походе к пророчице.

— Для какого дела? — изумился он.

— Для хорошего. Вдруг что-нибудь интересное откроем.

Ему не оставалось ничего другого, как покрутить пальцем увиска.

— Лучше бы подумала, как быть с Жанной, — сказал он. —Кстати, это навело меня на мысль. А почему бы и мне не пойти на такой жеанализ?

Его заявление привело меня в полное недоумение.

— О чем ты? — спросила я, тоже собираясь крутить пальцем увиска.

— О нас с тобой, — пояснил Евгений. — Ты же по-прежнемусчитаешь меня преступником. — Может, и помирилась со мной только из-за того,что я единственный, кроме тебя и Жанны, знаю об этом изнасиловании. Признайся,опасаешься, что в случае нашего разрыва я вас разоблачу?

Негодованию моему не было предела. За кого он меняпринимает? И какие мысли у него в голове. Вот уж точно, чужая душа — потемки.Выразив Евгению свое негодование, я позволила себя успокоить и сказала:

— Я всегда верила тебе, хоть и испытывала легкие сомнения.

— Так вот, — усмехнулся он, — если ты по-прежнемуиспытываешь сомнения, я могу подвергнуть себя этому анализу. Тогда убедишься,что к ребенку Жанны я не имею никакого отношения, а следовательно, чист, акимладенец.

— Завтра же займусь этим вопросом, — пообещала я.

Несколько дней я провела достаточно плодотворно для себя. Яподняла на ноги всех друзей, имеющих хоть какое-то отношение к генетике. Ятретировала их как могла, и, клянусь, они не знали, куда от меня, скрыться. Ужтакая я настырная.

Когда позвонила Жанна и сообщила, что на следующий деньЕлизавета Павловна будет ознакомлена с результатами геномной дактилоскопии, ябыла преисполнена решимости дать ей достойный отпор.

— Что теперь мне делать? — едва не плача спросила Жанна.

— А ты выполнила все, что я тебе советовала? — спросила я.

— Выполнила и сейчас еще выполняю: не разговариваю даже ссобой. Полный бойкот.

— Оч-чень хорошо. И дальше так действуй. И не вздумай никудас ними ехать. Пусть сами отправляются за своими результатами, а я приеду ктебе, и будем поджидать их вдвоем. Вот тогда-то они узнают, что натворили, воттогда-то им станет стыдно. Ох, и запросят они у нас прощения! Или я буду не я!

— Правда? — спросила Жанна.

Она явно мне не верила.

— Что ты говоришь! Думаешь, они будут просить прощения?

— Уверена, — категорически заявила я. — Приготовься кпобеде.

— Неужели победа? — Голосок ее задрожал.

— Победа! И только победа!

На следующий день я начала готовиться к победе с утра. Ястащила всю свою косметику в Санькину комнату, потому что она самая светлая извсех, имеющихся в квартире. Расставив на подоконнике баночки, флакончики ипластиковые коробочки, я принялась за дело. Мне очень. хотелось выглядетьфантастически красивой. Впрочем, кому этого не хочется. Но в тот день мнехотелось этого особенно.

Надо сказать, что Санька без воодушевления воспринялоккупацию своих владений.

— Мам, а я где буду? — возмущенно поинтересовался он.

— Комната большая, всем места хватит, — успокоила его я,щедро покрывая свое лицо «Макс Фактором».

— Тогда смотри мне не мешай, — предупредил он и начал мешатьмне.

Он накинул на себя скатерть и сказал, что это плащ. Потом онвытащил откуда-то зонт-трость и, заверив меня, что это шпага, принялся лупитьим налево и направо. С этим смириться я никак не могла. Много пыли, много шумаи большая вероятность приобретения фингала под глазом, что в мои планы никак невходило.

Пришлось выставить Саньку за дверь. Шума стало еще больше,но зато уменьшилась вероятность приобретения фингала.

Я вздохнула с облегчением и взялась за румяна. Кстати, уменя есть и свой, естественный румянец, не стертый годами, но он не идет ни вкакое сравнение с тем, который предлагает мне этот «Макс Фактор». Впрочем, затакие деньги румяна могли бы быть и получше.

За спиной раздался скрип открываемой двери.

— Что? Саня, что? — не оборачиваясь, грозно произнесла я.

— Мама, я не буду шпагой, я про Вовочку.

— Где ты берешь эти ужасные анекдоты? Я же запретила тебе ихрассказывать!

— Это не анекдоты, а былины про Вовочку, — попытался утихомиритьменя Санька.

— Былины? Какие еще былины? Где ты их наслушался?

— Баба Рая мне на ночь читает.

— Что?!

Я вскочила и помчалась на кухню. Виновница моего «экстаза»степенно терла плиту.

— Баба Рая, опять вы занимаетесь контрвоспитанием ребенка!Теперь взялись травить ему анекдоты? Поздравляю вас!

— Ничего страшного, — спокойно ответила баба Рая. — Всеравно узнает, но от других.

Я плюнула и пошла рисовать себе красивое лицо.

Саньки в комнате не оказалось, что радовало безгранично. Явзяла румяна и принялась вдохновленно наносит их на щеки. Вдруг из-под кроватираздалось сдавленное кряхтенье. Я с визгом вскочила на стул и завопила:

— Мыши!